Беспризорником прозвали Саньку сироту,
В пятнадцать лет имел авторитет,
И ждали дворники когда, мальчонку заметут,
А он таскал в кармане найденный кастет.
…
И к вечеру, когда в объятья сумерки,
Окутывали все вокруг себя,
Владел Санек, карманами и сумками,
Всем, что звенело, проще говоря.
Угостите папироской, пожалейте сироту,
Благодарствуйте на этом, и спасибочко,
Берегите кошелечек, а то уронишь на ходу,
Распрощаются червончики с улыбочкой.
Время скатертью катилось, стрелки-часики,
Расстался с детством, сирота-пацан,
Раскормились на харчах, барыги-частники,
И в дело шел засвеченный наган.
А по ночам, когда луна скрывала тени,
Делились денежною суммой, фраера,
Гудел как улей ресторан, давил на сцене,
Тапер по клавишам до самого утра.
…
Было дело верное, не кошельки по мелочи,
Мойшу ювелира, взяли на гоп-стоп,
Камушки, брильянтики, и глубокой полночью,
Нашла с нагана пуля, милицейский лоб.
А через год, в суде обьявлен приговор,
Далекий Магадан,пятнадцать лет,
В мятом кителе стоял, опохмеливший прокурор,
Светился фиксою лишь вор авторитет.
…
Был сорок первый и штрафная рота,
Для Сталинских птенцов предела нет,
Махнул Санек наган, на дуло пулемета,
Да в душу мать, за все один ответ.
И в сорок пятом, подписал не приговор,
А на Рейхстаге, здесь был Санька сирота,
И подполковник, поседевший прокурор,
Пил за победу с бывшими зека.
…
Дурманил запахом весны, цветущий сквер,
И медом пахли распустившие сады,
Сверкая фиксою шел полный кавалер,
Под восхищение всей уличной шпаны.
Сидел на лавочке в развалку, рыжий шкет,
И зорким глазом оценивал карман,
Вертел в руках с усмешкой найденный кастет,
Послевоенный сирота-пацан.
24.05.2007 г.
Переписано 29.11.2010 г.