О том, что она непременно его погубит,
он знал всегда и очень любил подумать
об этом: при свете, в тени от балконной лампы,
без света вовсе.
Без памяти дико влюбляться,
любить отчаянно, тратить последние деньги,
неверной, но преданной быть,
она бесконечно умела,
о чем, казалось, как будто бы тоже знал только он.
А то, что о ней говорили другие: кто-то с работы,
вот эти вот клубные стервы (включая соседские сплетни,
советы «мудрейших» знакомых, не знавших на запах ее,
не слышавших ее голос едва проснувшейся), –
он оставлял «на закуску».
Выплевывал в ванну и молча смывал душем.
Дабы сберечь ее непрочные нервы
и обделенный слухом свой баритон.