The four boards of the coffin lid
Heard all the dead man did.
The first curse was in his mouth,
Made of grave's mould and deadly drouth.
The next curse was in his head,
Made of God's work discomfited.
The next curse was in his hands,
Made out of two grave-bands.
The next curse was in his feet,
Made out of a grave-sheet.
"I had fair coins red and white,
And my name was as great light;
I had fair clothes green and red,
And strong gold bound round my head.
But no meat comes in my mouth,
Now I fare as the worm doth;
And no gold binds in my hair,
Now I fare as the blind fare.
My live thews were of great strength,
Now am I waxen a span's length;
My live sides were full of lust,
Now are they dried with dust."
The first board spake and said:
"Is it best eating flesh or bread?"
The second answered it:
"Is wine or honey the more sweet?"
The third board spake and said:
"Is red gold worth a girl's gold head?"
The fourth made answer thus:
"All these things are as one with us."
The dead man asked of them:
"Is the green land stained brown with flame?
Have they hewn my son for beasts to eat,
And my wife's body for beasts' meat?
Have they boiled my maid in a brass pan,
And built a gallows to hang my man?"
The boards said to him:
"This is a lewd thing that ye deem.
Your wife has gotten a golden bed,
All the sheets are sewn with red.
Your son has gotten a coat of silk,
The sleeves are soft as curded milk.
Your maid has gotten a kirtle new,
All the skirt has braids of blue.
Your man has gotten both ring and glove,
Wrought well for eyes to love."
The dead man answered thus:
"What good gift shall God give us?"
The boards answered him anon:
"Flesh to feed hell's worm upon."
Четыре гробовых доски
Его свидетели тоски:
Мертвец проклятие послал
Мерзейшему из одеял, -
Земле могильной, что есть гниль,
Иль мертвая сухая пыль.
Проклятие второе он
Отправил Богу, что смешон
Уж тем, что, созиданью вслед,
Громит свой труд за много лет;
Проклятье - ленте гробовой,
Что руки спутала его;
Проклятье савану сказал,
Что крепко ноги обмотал.
А после мертвый возопил:
- Я много ценностей скопил,
Я имя громкое имел,
И был я горд, и был я смел;
Владел шелками и парчой,
Владел короной золотой!
Но не вкушать уж никогда
Богатых яств мне. А еда
Теперь едина будет. Вот:
Червей проклятых полон рот!
Нет злата в волосах моих,
Моя цена – отжатый жмых;
Какая в теле мощь была!
Сгорела, как свеча, дотла;
И в чреслах страсть заключена –
Увы, вся сгинула она!
Доска спросила:
- На столе
Что лучше: мясо или хлеб?
Вторая проскрипела:
- Но,
Что слаще: мед или вино?
А третья:
- Злата ль лучше воз,
Иль злато девичьих волос?
Четвертая сказала:
- Что ж,
Не сразу тут ответ найдешь,
Но все, что названо, в конце
Сойдется в этом мертвеце;
И все когда-то примет вид
Того, что здесь, внизу, лежит.
Мертвец спросил:
- Ужель сейчас
Земля огнем горит как раз?
Швырнули, как взошла заря,
Жену и сына в корм зверям??
Сварили дочь мою в котле,
И слуги все мои – в петле?
Но доски отвечали:
- Нет!
Ну, в голове твоей и бред!
На ложе золотом жена
Твоя вкушает негу сна;
В мягчайший шелк одет твой сын,
Роскошный юный господин;
У дочери полно забот –
Портной ей сотню платьев шьет;
Все слуги в перстнях, в галунах,
Круглы их лица, как луна.
И вот тогда мертвец сказал:
- Что за дары Господь нам дал?
А доски отвечали:
- Как?
Все не поймет он? Вот дурак;
Вот – гроб, последний твой приют;
Вот – черви, что тебя сожрут…