шёл ночью и меня шатало от сухого жара и потерянного пота.
шёл и думал, что же я могу сделать для тебя,
для твоих 23, для твоей манеры всегда говорить честно,
как если бы от этого зависела жизнь,
для твоих глаз, которые
глядят на меня и видят то, что видят.
шёл и думал, что я могу сделать для тебя,
и старался не думать обо всем остальном.
деревенские улицы протягивали мне свои руки и я
сворачивал наугад.
луна была прямо, потом справа, потом я заблудился.
пахло дымом и яблоками, что вот-вот
упадут вниз, и я вспомнил,
как целовал тебя, хоть это и было
запрещенное воспоминание.
ночное море дышало своим прозрачным животом,
горели огни бакенов, шелестели волны и лаяли чайки.
вдруг в темноте отворилась дверь.
явилось нутро золотой шкатулки и легкая белая занавеска,
подводное дитя, повиснув на двери, крикнуло что-то неразборчивое,
высунулось в ночь, нырнуло обратно, и всё исчезло.
и вдруг стало ясно, что это самое глубокое место
и глубина
грозилась никогда больше
не выпустить меня на поверхность.