Воздух становится спёртым,
Душу зенит обжигает,
Ангел становится чёртом,
Что ж, и такое бывает.
Слово становится спетым,
Песня – благое искусство,
Недра окрасит рассветам,
Чуять великое чувство,
Это не то что бы мясо,
Есть же с ножа торопливо;
В пляске предсмертного часа,
Танец речного разлива.
Где вы былые курганы?
Тлеют в стяжании кости,
В двери – геройские раны,
Грусть моя просится в гости.
Я не из них, но охота,
След в этой жизни оставить,
Много ошибок, но что – то,
Их не желаю исправить.
Что сотворил, суждено ли
Было вершить по рожденью?
Вот вы глубинные боли,
Тяните в низ: наслажденью
Низменной страсти, порока,
Похоти пьянства, и ****ства,
Пленником стал я до срока,
Этого адского братства.
Мать, не прощай меня, знаешь
Я – эгоцент, и мерзавец!
Я уезжаю, прощай же…
Я – хромоногий красавец.
Лирики этой надрывной,
Жадно внимает бумага,
Да, я физически сильный,
А по нутру доходяга.
Душат дурные истомы,
Слёзы ты с глаз вытираешь,
Я же твои хромосомы,
Кровь я твоя! Понимаешь?
Всё бы понять – не поймётся,
Всё бы сказать, да не скажешь;
Снова твой сын обопьётся,
Снова руганьем накажешь.
Слов лапидарных убранство,
Снова исторгнули тёти;
Пятница прошлого пьянства,
Вновь потерялась в субботе.
Каждый учить наровится,
Хватит пять лет института,
Хватит, учёбой травится,
Жизнь коротка как минута.
Мама, любовного пенья
Вряд ли тебе предоставлю,
Хочется богасловенья,
Но получаю лишь травлю.
Много о вас говорилось,
В разных эпохах, а мне же
Мало столь в жизни ты снилась,
Да, я циничный невежа.
Метр во мне девяносто,
Это ль достоинство наше?
Всё гениальное просто,
Но не поэзия Саши.
Если таланты от бога,
В гениях гнёздами вьются,
Я до могилы порога,
Знаю, они не пропьются.
Я не искал пониманья,
Я не хочу поклоненья,
Я не сторонник скитанья,
Яростный враг поученья.
Зелень зелёного змия,
Дурь, да и песенка птичья,
Вот она наша Россия –
Дикий позор и величье.
Стать ли опять патриотом,
Выберу клоуна маску;
Правда мне станет оплотом,
Верить в счастливую сказку,
То, что наладится вскоре,
Всё в нашей мощной державе,
Лучше уж прошлого горе –
Вспомнить о бабушке Клаве…
Будут же строки глубоки,
Правда грядет без сатиры,
Мы без тебя одиноки,
Немощны даже и сиры.
Музыку тонкой жалейки,
Время нещадно извертит,
Кто в нашей кучной семейки,
Имя твоё обессмертит? –
Я! Твой любимый и младший
Внук, по крови и по праву,
Пусть алкоголик пропасший,
Только же вечную славу,
Петь тебе буду, споётся!..
Всю подноготную вскрою,
Мысль великая льётся,
Её не найдётся покою.
Ты пятерых воспитала,
Знамя труда – твоё знамя,
Ты через трубы шагала,
Воду, и едкоё пламя.
С нищенской даже зарплатой,
Чести своей не теряла,
Ты не была виноватой,
Ты пятерых воспитала.
Боже, как сильно любила,
Ты меня юного внука,
Срок твой судьба сократила,
Смерть – неизбежная штука.
Помню твой чай Дорогая,
Сладкий со скудной заваркой,
Видел твои берега я,
С речкою нежности жаркой.
Сколько невзгод испытала,
Ангелы только и знают,
Ты пятерых воспитала,
Ныне и двух то бросают.
Знаю свою я способность,
Мелочи делать в колоссы;
Глупо сушить в очерёдность,
Грусти своей сенокосы.
Бабушка, алые зори,
Нет, не увидишь ты больше,
Кто проживает в позоре,
Память – мгновенье – не дольше.
Ты не из этой плеяды,
Ты же звено нашей связи,
Многим не ставят ограды,
Ты в чистоте и без грязи.
Да, до холодной могилы,
Все мы в шажке неизбежно,
Грейте небесные силы,
В райском саду безмятежно,
Душу её – бедолаги,
Может быть с нимбом чудесным,
Нас разделяют овраги,
Между земным и небесным.
Ты умерла, хоронили
Трах пожилой и бездушный,
Стол поминальный накрыли,
Горестный, тяжкий, и скучный.
Я не приехал с того то,
Нет, не сошлюсь на усталость,
Просто живою охота,
Чтоб ты во мне оставалась.
Тают холодные льдинки,
Вянут и жёлтые розы,
Да на вторые поминки,
Пролил я горькие слёзы.
Разве мужчины не плачут,
Жгущим рыданьем бредовым,
Слёзы всегда обозначат,
Больше чем выразить словом.
Да, я не камень холодный,
В топи ль без чувствия канусь?
Как человек первородный,
Им до кончины останусь.
Будит ли долго мусолить,
Эту трагичную тему,
Скорбь из себя не уволить,
Только любую проблему,
Нужно решать, но ни эту,
Это живым не подвластно,
Больше тебя с нами нету,
Ты нас дождаться согласна.
Всё! А хотя до концовки,
Как до луны по канату,
Если не хватит сноровки,
Глупость свою виноватою,
Просто сочту как за должно,
Глупость – юродство – святого
Это обличья возможно,
И про отца дорогого,
Я ли сказать не сумею,
Я ли не в силах на это?
Темой такой пламенею,
Как метеор и комета.
Слышишь отец, почему то
Так тяжело мы гутарим,
Так-то мы щей с тобой круто,
Влад ли когда - ни будь, сварим.
Только не бабы, мы видно
Чтоб языком нам трепаться,
Разве мужчиною стыдно,
Век мужику оставаться…
Пусть для тебя писанина,
Мной сочиненная чужда,
Значит, на то есть причина,
И оправданий не нужно.
Ты не из тех горемычных,
Тех, что хотят окрыляться,
Ты, убеждений практичных,
Тем и желаешь остаться.
Сколько тебе ещё спину,
Должно ломать эту стоит,
Кто же на сердце кручину,
Кто, у тебя успокоит?
Но неспроста всё бывает,
Знать ты судьбой пролетарий,
Тот, что собой обвивает,
Оба земных полушарий.
Кто на меня повлияет,
Из шаромыжной родни же,
Каждый естественно знает,
Кто для меня же все ближе.
Как бы они не хотели,
Как бы за зря не внушали,
От колыбельной постели,
Все мне обычными стали.
Только не ты абсолютно,
Без смехотворных укоров,
Там где сойтись недоступно,
Нам не предвидятся споров.
Век же живи мой батяня,
Много здоровья желаю,
Сын твой единственный
Саня!
Этим сюжет завершаю.