БЕЛЛЕ АХМАДУЛИНОЙ ПОСВЯЩАЕТСЯ
Белла в феврале
(из цикла «Облака»)
Не секрет, что каждый человек для другого – это какая-то ассоциация. Цвет, запах, звук. Или же – маленькая деталь. Вздернутый нос, перстень на пальце, галстук в горошек…
Когда говорят: Белла Ахмадулина, то лично у меня возникает целая гамма ассоциаций. В том числе и выражение «сосед-литературовед» – известный персонаж из ее поэзии. Я сразу слышу необычное звучание ее голоса. Беззащитного, с надломом. Все – общеизвестно широкой аудитории.
Белла Ахмадулина… Я вновь произношу это имя. И в памяти всплывает то, что не общеизвестно: несколько встреч с этой необыкновенной женщиной, великим мастером поэтического слова. Встреч мимолетных. Мгновенных. Но ярких, как вспышка.
Начало теперь уже далеких 80-х… Еще не было «перестройки». Еще не было в нашей жизни ельциных и чубайсов. Еще все мы жили в единой стране и дышали единым воздухом. В том числе и поэтическим. Это сейчас мы превратились в иностранцев по отношению друг к другу. Стали иностранцами в собственной стране. А тогда…
Тогда все было иначе. Наверное, потому, что и мы были другими. Не было и намека на какую-то жизненную усталость. Мы были очень молоды и верили в силу слова.
Мы верили, что абсолютно все люди – это хорошие люди. Они – прекрасны. Только не знают об этом. И нужно разбудить в них это прекрасное.
«Пока есть в тебе силы, возжигай светильник любви при каждом общении и с нежностью радуй и приветствуй всякое сердце», - проповедовали мы великие идеи. Это сейчас появилась некая ирония и скептицизм. А тогда мы верили, что силой слова можно перевернуть весь мир. Белла Ахмадулина была значительно старше нас, но тоже верила в это. Она – поэт.
Пять вечеров
Белла Ахмадулина приехала в Кишинев на несколько дней и остановилась в небольшой гостинице при кишиневском Молодежном центре. Очень удобно. Тут же, в небольшом уютном зале центра, устраивались ее творческие вечера.
Несколько вечеров подряд Ахмадулина собирала полную аудиторию. Мест не хватало, стояли в проходах. Был полный аншлаг. И это при том, что особой рекламы в городе о приезде Ахмадулиной не было. Но как-то, через кого-то узнавали… Сообщали об этом знакомым. А знакомые – своим знакомым… Благо цены на билеты были тогда вполне доступные. Многие, как и мы, ходили на эти встречи по нескольку раз.
И когда на ярко освещенную небольшую сцену выходила Белла- зал был уже полностью в ее власти. Она как-то трогательно, немного растерянно улыбалась, и начинал звучать ее певучий неповторимый голос:
Пришла и говорю: как нынешнему снегу
легко лететь с небес в угоду февралю,
так мне в угоду вам легко взойти на сцену.
Не верьте мне, когда я это говорю.
………………………………………………..
По грани роковой по острию каната –
плясунья, так пляши, пока не сорвалась.
Я знаю, что умру, но я очнусь, раз надо.
Так было всякий раз. Так будет в этот раз.
………………………………………………..
Измучена гортань кровотеченьем речи,
но весел мой прыжок из темноты кулис.
В одно лицо людей, все явственней и резче,
сливаются черты прекрасных ваших лиц.
Я обращу в поклон нерасторопность жеста.
Нисколько мне не жаль ни слов, ни мук моих.
Достанет ли их вам для малого блаженства?
Не навсегда прошу – пускай на миг, на миг…
За окном, действительно, был февраль. Ветер. Снег. Стужа. Но в зале, где выступала Белла Ахмадулина, буквально пылал ее светильник любви к нам, людям. Он дарил нам тепло, радость и атмосферу, исполненную доброты, достоинства, высокой духовности и смысла.
Выше голову, муравей!
Атмосфера в зале настолько накалялась после творческого вечера Беллы, что тут же встать и уйти домой как ни в чем не бывало было просто невозможно. Немыслимо.
Мы подходили к ней. Окружали тесной толпой. О чем-то спрашивали. Брали автографы.
Ахмадулина общалась с нами как со старыми знакомыми. Обязательно спрашивала имя. При этом взгляд ее был направлен не мимо тебя, когда имя – только из вежливости. Смотрела прямо в глаза собеседнику. Взгляд ее раскосых глаз не сверлил тебя оценивающе, а пытался понять и найти в тебе только достоинства. Вот почему рядом с Беллой комплекс муравья, маленького человека вдруг бесследно куда-то исчезал.
Общаясь с нами так запросто, по-свойски, на равных, она ненавязчиво и тактично как бы приглашала нас подняться выше… выше…
И вот мы уже расправили плечи… подняли голову… Мы улыбаемся Белле и друг другу открытыми лучезарными улыбками. Сообща радостно смеемся над чьей-то очередной шуткой. Кто-то в очередной раз подходит к Белле. Она в очередной раз кого-то радостно приветствует.
Некто из обслуживающего персонала вдруг ворчливо напоминает, что нужно освобождать зал. На лице у Беллы появляется выражение вины. Она несколько расстроена, что доставила кому-то неудобства:
- Простите, простите ради Бога. Мы уходим, уходим, - поспешно говорит Ахмадулина. При этом в глазах у неё столько трагизма!
Техничку трудно остановить сразу. По инерции она бросает какую-то дежурную реплику типа: «Ходют тут всякие». Но доброжелательный тон Беллы обезоруживает ворчунью. Белла и ее смогла поднять на равную себе высоту.
Насколько же был прав великий Шекспир, изрекая фразу: «Желаешь ли ты чего-либо? Скорее добудешь это улыбкой, чем мечом».
Тем не менее, нотка какой-то тревоги за Ахмадулину впервые посетила меня в тот момент. Хорош возвысившийся муравей! Но есть ли уверенность, что такая высота небезопасна для остальных? Став большим, не раздавил бы того, кто его возвысил.
Под звуки гитары
Белла всех без исключения приглашает к себе в номер гостиницы. В небольшую комнатку набивается уйма гостей. В основном – молодежь. Кто-то устраивается на диванчике, кто-то - в кресле. Приносим стулья. Мест все равно не хватает. Поэтому многие садятся прямо на пол. В номере уютно, тесно. Хорошо! Звучат переборы гитары… Ахмадулина раскраснелась. Улыбается.
Что я знала о Белле? Она вошла в поэзию в конце пятидесятых. Вознесенский, Рождественский, Евтушенко… и Ахмадулина. Эта четверка всегда потом выделялась особо. Элита. Олимп. Впоследствии Иосиф Бродский даст им своеобразную оценку. Андрея, Роберта и Евгения назовет «булыжниками в поэзии». А Беллу – «драгоценным камнем».
«Ее стих медитирует. Белла Ахмадулина – лучшее в русском языке», - утверждал Бродский не без оснований.
Другой, не менее известный авторитет в поэзии, – Илья Сельвинский – пишет в 1955 году начинающей Белле, практически девчонке, такие строки: «Я совершенно потрясен огромной чистотой Вашей души. Чтобы в Вашей жизни ни произошло, помните, что у Вас дарование с чертами гениальности, и не жертвуйте им никому и ничему!».
Значительно позже, в 70-х , Ахмадулина как всегда скромно, как бы извиняясь, даст объяснение своему дарованию:
Стихотворения чудный театр,
нежься и кутайся в бархат дремотный.
Я – ни при чем, это занят работой
чуждых божеств несравненный талант.
Я – лишь простак, что извне приглашен
для сотворенья стороннего действа.
Я не хочу! Но меж звездами где-то
грозную палочку взял дирижер.
Как это ни странно, поэзия Беллы Ахмадулиной всегда публиковалась скупо. Сборники – по пальцам пересчитать. Наверное, потому, что Белла, как истинный поэт, никогда не писала, по выражению ее друга Евгения Рейна, стихи – так называемые «паровозы». Даже в хрущёвские и брежневские времена от нее не могли дождаться ангажированной поэзии.
Белеть – нелепо, а чернеть – не ново.
Чернеть – недолго, а белеть – безбрежно.
Белла «белела». Народ вылавливал в книжном море ее скудные публикации. Популярность Беллы росла.
Под звуки гитары мы, затаив дыхание от счастья, слушаем Беллу, стараясь ничего не пропустить из того, что она говорит.
«Каэспэшник» Игорь запел Окуджаву:
«Виноградную косточку в теплую землю зарою…
… и друзей созову, на любовь свое сердце настрою…»
- Спасибо тебе, Игорь, – мягко благодарит Ахмадулина. – Спасибо, что ты поешь песни Булата именно так.
Белла имеет в виду, что песни он исполняет точно в стиле, в манере Окуджавы, не коверкая, не изменяя их. И после небольшой паузы добавляет:
- Не люблю, когда самовыражаются за чужой счет.
Мы просим Ахмадулину рассказать о Булате Шалвовиче. Она смеется, видимо вспоминая что-то свое.
Окуджава
Года за три до этой нашей кишиневской встречи с Беллой, Булат Окуджава посвятил ей одно очень симпатичное, шутливое стихотворение:
Движенье – это дело,
Все остальное – пыль.
Вот деньги тебе, Белла:
Купи автомобиль.
Конечно, он не чудо –
Обыкновенный хлам.
Но чудо взять откуда?
А денег тебе дам.
Садись за руль надежный,
Полночный мрак рассей,
Лети на зов тревожный
Спасать своих друзей.
И в том автомобиле
Объезди белый свет…
Я дал бы тебе крылья,
Да у меня их нет.
Судя по тому, как Белла рассказывает об Окуджаве, у них очень милые, своеобразные дружеские отношения. В порядке вещей и юмор, и легкая дружеская ирония.
Ахмадулина вспоминает, что когда Окуджава какое-то время находился в Америке, она однажды позвонила ему. Что-то ей нужно было узнать или сказать ему. Окуджава поднял телефонную трубку, кажется, не сразу. Голос у него был какой-то ошарашенный. На радостные приветствия и восклицания Беллы он ответил далеко не восторженным тоном:
- Белла, ты знаешь, который сейчас час? У нас глубокая ночь. О, Белла! Только ты можешь поднять меня среди ночи…
Белла рассказывала нам все это, не переставая смеяться. Оказывается, она совсем не подумала о разных поясах времени.
Пьяны стихами
Вино и Белла – тема из разряда негласных. Уже тогда шёл тихий закулисный ропоток, что, мол, любит, часто и в немалых дозах, что Белла черпает «истину в вине». Мне пришлось увидеть её некоторую «нерасторопность жеста» на сцене во время выступления. Я понимала, из-за чего это происходит. Я опускала глаза. Казалось, что подсматриваю в замочную скважину. Не хотелось бы писать об этом и сейчас.
…В номере у Ахмадулиной продолжают звучать переборы гитары ребят из кишиневского КСП - клуба самодеятельной песни. Кто-то принес вино. Две бутылки на всю ораву. Мы пьем красное молдавское сухое вино маленькими глоточками…
Мы пьем вино, но пьяны не им, а общением с Беллой. И стихами.
Иду… февраль прохладой лечит
жар щек… и снегу намело,
так много…и нескромно блещет
красой любви лицо мое.
Около полуночи. Как не хочется уходить! Заставляю себя незаметно исчезнуть. Район со своеобразным названием «Ботаника», где я живу, сравнительно недалеко, но туда еще нужно добраться.
…«Иду… февраль прохладой лечит…»
Дома ощущение опьяненности не проходит. Не спится. Душа игнорирует тело. Душа снова устремляется туда, где ей было так хорошо.
Половина второго ночи. Как в тумане рука, не прислушиваясь к доводам разума, берет телефонную трубку. Набирает номер Ахмадулиной.
«Удобно ли? – робко взывает разум. – Поздно уже!».
«Зачем я это делаю? – останавливаю я себя. – Вы знаете, который сейчас час?» – наверняка скажет мне Белла, как когда-то сказал ей Окуджава. И что я отвечу? Ведь в Кишиневе только один часовой пояс. Да и кто я вообще? Одна из многих.
На другом конце телефонного провода подняли трубку. Я слышу голос Ахмадулиной:
- Алло! Я слушаю.
- Белла Ахатовна, - начинаю я, забыв даже представиться, - вы еще не спите?
- Нет. Мы сидим. У нас так хорошо! У нас гитара… - как ни в чем не бывало отвечает Белла, даже не спросив, кто звонит.
Тон ее голоса плавный и мягкий.
Я вздыхаю в трубку, не скрывая своего сожаления, что уехала из столь чудесного общества.
- Мне пришлось уехать. Поздно, - оправдываюсь я.
- Как жаль, что вас нет с нами… - сердечно говорит Белла. Ни слова о моем бестактном звонке среди ночи.
- Приходите. Приходите завтра, - приглашает Белла.
- Я обязательно приду, Белла Ахатовна, - шепчу я в трубку.
«Милбелл»
«Милая Белла!» – так многие обращаются к Ахмадулиной. «Милбелл» – так звучит ее домашнее прозвище.
Давно замечено: чем талантливее человек, тем он лучше, щедрее, отзывчивее. Милее.
Мы приходим к Белле большой нашей литературно-творческой группой «Звучащая книга». Несколько лет мы занимаемся «звучащей» поэзией. Это то, что на бумаге не передашь: интонация, жест, тембр голоса, звучание. Нам ли говорить Ахмадулиной, что это такое?! Все ее творчество основано на звуке.
Белла Ахатовна рада видеть в нас единомышленников.
- Дорогие друзья! «Звучащая книга!». Звучите всегда! – дает она нам коллективный автограф.
Чуть ли не кожей я чувствую в Ахмадулиной такую высокую порядочность, такую необыкновенную душевную щедрость, какую до этого нигде и ни в ком не видела. Больше приходилось сталкиваться с хитростью, ложью, чванством, приспособленчеством.
-Бывает ли такое? – думаю я.- Но если есть Белла, значит, бывает…
Отреклась бы! Да поздно уже.
С хрустом жил выгибаю я шею.
Этот голос, что равен душе,
про запас я беречь не умею.
Тревога за Беллу не покидала меня все время общения с ней. Беззащитность Ахмадулиной просто пугала. Как же живет она такая в нашем прагматичном мире? Белла слишком совершенна для этого несовершенства.
Тревога не была напрасной. Проявление несовершенства мира не заставило себя долго ждать. Через неделю после отъезда Ахмадулиной из Кишинева пришла неприятная весть: оказывается, из номера гостиницы, где жила Белла, исчезла ее золотая цепочка…
…Холодный ветреный февральский день восемьдесят третьего года. Через стеклянную витрину Молодежного центра я наблюдаю, как Белла торопливо идет из прилегающей к центру гостиницы на свой очередной творческий вечер. Она без пальто. Идет по мерзлой земле в лодочках и темном, классического стиля платье. Ветер теребит волосы ее короткой стрижки. Я вижу, что ей холодно. Очень холодно в феврале…
Прошло немало лет, но эта картинка так и осталась в памяти. Хрупкая, беззащитная фигурка Ахмадулиной на холодном, пронизывающем февральском ветру.
Белла в феврале. Символично.
Прошло немало лет… Все эти годы я пыталась сохранить в себе и не расплескать ее образ мировосприятия поэта, подаренный когда-то Ахмадулиной. Белла осталась для меня большим белым облаком, которое посетило наш край и скрылось, растворилось затем навсегда.
Прекрасные облака… Далекое и близкое. Мираж и явь.
Лариса ЧЕРНИКОВА
3 января 2004 год
г. Бендеры,
Приднестровье
Источник:
Изображение:
Февраль, 83 год, Кишинев, Молодежный центр.
Слева - Белла Ахмадулина, справа - Лариса Черникова.