Штурвал, как нерв, срывается на зуд.
И фоккер сзади обнажен стилетом.
Мой пикировщик валится в грозу,
Пожар которой ярко-фиолетов.
Смеется, гад, и загоняет в пал,
Который электричеством наполнен.
Я вижу, как идет девятый вал
На «пешку», щерясь росчерками молний.
Все дьяволы за лобовым стеклом
Сошли с ума. Но что это такое?
…На синем небе раненым крылом
Черчу дугу над шпилем колокольни.
Черчу в немом восторге небеса,
Как в сказке, что не тронута ненастьем.
И слов не хватит, землю описать,
Которую мое коснулось шасси.
Мне стыдно за пороховую гарь,
Что я принес, за блеск металла жаркий.
И вот, убрав простреленный фонарь,
Я вслушиваюсь в тишь пустынных парков
Вдыхаю свежесть, спятивший пилот,
Вверяюсь безмятежному настрою.
Но три шестьсот!
Альтиметр не врет.
Кто здесь дворцов и замков-то настроил?
Ты погляди, как тонко высь звенит.
Так только в небе! Усмехаюсь криво,
Увидев, как вращается магнит.
Над бездной каменистого обрыва.
Под ней за белой шалью облаков
Скользит земля хрустальной полусферой.
И остров мнет ее, как ледокол.
На нем второй я.
После Гулливера.