Повесть вошли только авторские стихи и дневниковые записи поэта.
Составитель Екатерина Жданова.
ДЕТСТВО
Сколько я себя помню, меня все время с упорным постоянством, похожим на предначертание свыше, откуда-то изгоняли. Для начала меня изгнали из семьи, передав на воспитание бабушке. Тут повезло: предвоенное и военное детство провел в рязанской деревне, невдалеке от есенинского Константинова. Его там помнили и любили. Молодые парни еженощно орали похабные частушки, порой весьма остроумные, и божились, что их насочинял в последний приезд «сам Серега». Но в деревне я все же был белой вороной среди сверстников: почему-то не матерился, не умел драться, чистил ботинки гуталином, еще до сельской школы умел писать, читал Лермонтова, Крылова, Виктора Гусева и Лебедева-Кумача, а вечерами вслух бабушкино затрепанное Евангелие. И кликуха у меня была – Еврей, хотя и по анкетным данным, и внешне я под эту категорию не подходил.
Тогда же сочинились и первые вирши, вернее – укрались как-то сами собой у Михаила Юрьевича: «Прощай, немытая Россия…» Но шла война с немцами, и концовка была актуальной и самобытной: «Так крикнул Гитлер, убегая, и разом взвыла вражья стая». Хотя «вражью стаю» я, кажется, тоже спёр с патефонной пластинки о трех танкистах. Повезло мне и в дружбе с офицерами и солдатами Войска польского и наших частей, расквартированных по окрестным деревням вокруг военного лагеря Сельцы. Кроме оловянных солдатиков, в роли игрушек были у меня разнокалиберные патроны от всех видов оружия, гранаты и мины (ими глушили рыбу все не- мобилизованные мужики и парни), штыки, настоящая сабля, польские серебряные орлы, конфедератка, диски и рожки от автоматов, немецкий дамский велосипед, трофейные зажигалки, плащ-палатки, ремни, планшетки и каски. В 7-8 лет я стрелял из всех видов оружия, прямо в нашем саду по ящикам от мин и алюминиевым флягам. Но пистолет «ТТ» вырывало отдачей из руки, и я предпочитал револьвер системы «Наган» и маленький браунинг.