Я как старый бобёр
не зубаст, но мудёр –
в каждом из новых утр,
аки брошенный посох мудр,
памятуя тепло руки
той, что мною торила путь,
от одной до другой реки
ударяя дорогу в грудь,
в колеи ее и песок,
в камни, глину и просто грязь,
но однажды – в чужой висок
не в полсилы и не таясь.
А потом его увели
и сорвали с него хитон.
Придорожные ковыли
сохранили предсмертный стон.
Посох брошенный плющ обвил,
а потом молодой бобёр
на плотину его стащил
и мудреть стал с тех самых пор.
А когда до конца созрел,
бросил глупое ремесло –
результаты зубастых дел
ледоходами унесло.
Только я теперь мудр и скуп,
не жалею ушедших сил,
ведь нельзя меня даже в суп –
не сварить огрубевших жил.