Дом поэта Светланы Кузнецовой

Александра Плохова
В Дни Памяти Светланы Кузнецовой я снова возвращаюсь в прошлое.
Я вхожу в Дом Светланы. Она только что вернулась из Книжной лавки на Кузнецком мосту. Значит, сегодня вторник. Именно по вторникам Светлана там бывает. И, конечно, с подарками для моего сына и меня. Сын получает антикварную книгу о том, как своими руками изготовить игрушки или переплести повреждённую книжку, а я - двухтомник Мельникова-Печёрского (когда-то давным-давно упомянула, что в 14 лет прочитала "В лесах", и непрочь перечитать).
Мы завариваем чай - Светлане, а мне - кофе...
Сегодня мы спокойны и даже веселы.
                ----

Как-то из недр своих шкафов Светлана достала книгу "Алхимия слова"и отдала мне. Автор – польский писатель Ян Парандовский. Однажды я снова открыла её.
В главе "Мастерская", я с интересом прочитала о значении и важности для поэтов и писателей среды их обитания, атмосферы и обстановки, в которой они творят.
Мне вспомнился дом Светланы Кузнецовой, где я провела в "посиделках" с ней немало  счастливых и очень горьких часов в течение многих лет нашей дружбы.
И очень захотелось пригласить Вас, дорогие Читатели - почитатели её творчества, в этот особенный мир, в котором она жила, где волшебно звучали её стихи.
                ---

Дом Светланы..., там было всё: свет и мрак, радость и горе, веселье и слёзы, деньги и безденежье. И... глубокая печаль.

"Что мне снится в дому? Снится дом,
Не лишенный тепла и уюта,
Дом, обжитый с огромным трудом,
Но не давший в печали приюта",-

- писала Светлана.

 "ДОМ для СТИХОВ", как окрестила его критик и писатель Алла Марченко.
Дом, где царила поэзия.

Здесь творила Светлана.

Здесь читались стихи Георгия Иванова, Николая Клюева, Анны Ахматовой, Игоря Северянина, Николая Гумилёва, Николая Заболоцкого...

Здесь я встречала многих поэтов и писателей: Инну Лиснянскую, Григория Корина, Олега Дмитриева, Евгения Храмова, Александра Межирова,  Анатолия Преловского, Татьяну Глушкову, Лидию Григорьеву, Андрея Некрасова …
Здесь бывал писатель Виктор Астафьев, поэт Александр Межеров.

Мне жаль, что я не была знакома со Светланой в пору, когда ею был увлечён поэт Арсений Тарковский.  Об этом услышала я не от Светланы. Узнала из воспоминаний Инны Лиснянской об Арсении Тарковском -"Отдельный" (журнал «Звезда» № 1, 2005).
Но, впрочем,  в эту кооперативную квартиру в писательских домах у метро «Аэропорт» Светлана въехала позже.

Вспомнилось время, когда собирались у Светланы "физики и лирики": шли споры, звучал смех, звучала гитара. Валерий Альтов – друг Светланы, тогда аспирант МЭИ, а в настоящее время д. т. н.,  профессор,  лауреат Государственной премии,  написал на слова некоторых её ранних стихотворений ("Сказка", "Песенка о Беринге" и других)  несколько песен, и они звучали на радио и в концертах популярного тогда дуэта Аллы Иошпы и Стахана Рахимова.
Вспомнился забавный случай: приятель Валерия, Борис, упросил  его взять с собой в гости к Светлане. Очень ему хотелось взглянуть, хоть одним глазом, на "богему". И какое его постигло разочарование, когда он не увидел того, что подразумевал под этим словом! Мы так хохотали, и навсегда наградили его прозвищем – "Боря – богема".

Имя Светланы и её стихи звучали тогда во многих аудиториях МГУ, МЭИ и других больших залах. Интерес к ней был значительный. К ней пришло признание. Выходили одна за другой книги стихов.
Все были молоды и полны надежд.
А дом сиял светом. Ещё жила в нём "Счастливая любовь".

А потом... Потом двери этого дома захлопнулись, и только самые близкие друзья, которых, увы, осталось немного,  допускались иногда в "святая святых"  - обитель Светланы.
Её квартира, прежде сиявшая светом, превратилась в келью отшельницы, освещённую синими свечами в старинных подсвечниках. Исчезла солнечная мебель, удобные мягкие разнеживающие кресла.

Воцарилось одиночество.

Годы опалы, павшей на голову Светланы, когда по велению свыше,  перестали издавать, не разрешали выступать, лишали переводов, дающих хлеб, годы потерь родных людей и друзей, предавших её, сделали своё чёрное дело.

Десять лет пытки!

Выпровожена была из дома "Счастливая любовь".
Умерла мама. Это был самый значительный удар. Светлана осталась одна.
Отчаяние, депрессия, которых никто, кроме близких друзей, не видел, вошли в дом Светланы.
Стихи приобрели другое звучание.
Светлана продолжала писать. Она не могла не писать. И, самые лучшие, самые значительные, самые совершенные стихи относятся именно к этому периоду.

Друг Светланы со времён Иркутской юности, поэт Анатолий Преловский, писал в предисловии к её сборнику "Соболиная тропа":

"Если же определять поэзию Светланы Кузнецовой понятийно, то более всего подойдет для этого выражение: «мужество жить». Не мужество преодолевать препятствия, что само собой понятно, если живешь, но то мужество жить, когда жить невозможно: в бедах, в затяжных неудачах, в утрате близких, на пепелище надежд и любви. Но и здесь, казалось бы, в самых тупиковых лирических ситуациях, Светлана Кузнецова безошибочно находит единственно верный выход: к родной Сибири, к памяти, к долгу жить, сострадать — противостоять смерти".

Интерьер, в котором рождались стихи Светланы, постепенно приобретал торжественный вид и звучание.
Сиреневые обои сменились синими с серебряными медальонами. Лёгкие занавески на окнах заменились плотными шёлковыми шторами, тоже синими с серебряным узором. И на этом синем фоне заблестела лаком чёрная антикварная тяжеловесная мебель и старинное серебро. Светлана безошибочно  выбрала классический стиль: простые геометрические формы, сдержанный декор и натуральные материалы.
Уникальный интерьер гармонично сочетался с гордым обликом Светланы, её чёрными элегантными одеждами, стилем жизни, настроением и хоральным звучанием её стихов.

"Затерялась в глуши антикварной,
растворилась в зеркальной глуши,
то ли пленница воли коварной,
то ль владычица вольной души!".

(Из стихотворения Лидии Григорьевой. "Светлане Кузнецовой").


Перемена в жизни произошла  с приходом Горбачёвской "перестройки", дозволившей некоторую свободу.
Поэт Александр Межиров, восхищённый циклом стихов Светланы "Русский венок", отнёс эти стихи в журнал "Огонёк".  Девять из двенадцати стихотворений были опубликованы в журнале, тираж которого в то время (1987 год) составлял один миллион. (Светлана была удостоена премии "Огонька").
И... о талантливом поэте Светлане Кузнецовой снова заговорили!

"Вспомнили" о ней и недоброжелатели, завистники и лицемеры. Как же! Они тоже "перестраивались". Даже представили к награде – какой-то медали, не забыв ущипнуть: её имя в большом списке было напечатано в Литературной газете предпоследним. Последней стояла фамилия уборщицы Центрального Дома Литераторов.

Опомнились и издатели крупных журналов, которые столько лет делали вид, что не существует такой поэт.
Светлане настойчиво предлагали свои услуги, пели дифирамбы, не давали проходу.
Такая сцена, которой я была свидетелем в ЦДЛ, стоит у меня перед глазами до сих пор. Я была рядом со Светланой, когда она, королевой проходя сквозь строй поздравителей и просителей, совсем не по-королевски, а чисто по-русски, отправила одного бородача, куда подальше.

И двери изысканной кельи Светланы приоткрылись. Она стала принимать тех, кого уважала, кто искренно интересовался её творчеством.
Помню, она рассказала мне о визите поэта Юрия Кузнецова, члена редколлегии журнала "Наш Современник". Светлана ценила творчество Юрия Поликарповича, читала мне его стихи, говорила, что он поэт номер один, но не жаловала его журнал, который ей был чужд.
Встреча произошла после публикации в Литературной газете (11 ноября 1987 г. № 46) статьи Юрия Кузнецова.  В этой статье он, с некоторым мужским превосходством, рассуждает о "женской поэзии", опираясь на творчество не кого-нибудь, а  Габриеллы Мистраль – Нобелевского лауреата, и Марины Цветаевой, Анны Ахматовой и... Светланы Кузнецовой, фактически поставив Светлану в один ряд с великими поэтессами.
В долгой беседе, один на один, он подтвердил, что считает талант Светланы равным таланту Анны Ахматовой.

Тогда же она мне рассказала о приватном разговоре (мне она могла доверить) с влиятельным критиком Вадимом Кожиновым, мнение которого очень много значило в поэтическом мире.  Он планировал книгу о поэтах второй половины двадцатого века, в которой  собирался представить  двенадцать поэтов - мужчин и одну женщину – поэтессу - Светлану Кузнецову. Это предвещало огромный успех.

И Юрий Кузнецов, и Вадим Кожинов могли и были готовы поддержать Светлану, но опоздали. Признание Светланы и слава были на пороге, но на пороге была и встреча с вечностью.

Уже после ухода Светланы о значении её творчества Вадим Кожинов писал:

"Со всей взвешенностью и ответственностью скажу, что лучшие из зрелых стихотворений Светланы Кузнецовой – самое значительное из того, что было создано в русской женской поэзии после Анны Ахматовой..."  ("День", № 23, 1991 г.).

Откровением и неожиданностью для меня стали слова поэта Евгения Евтушенко (так далеки были друг от друга лирический поэт Светлана Кузнецова и поэт-трибун Евтушенко), который писал:

"...стихам Кузнецовой присущ аристократизм...". (http://www.vekperevoda.com/1930/kuznets.htm).

Да! Именно  - аристократизм! Благородство, изящество и простота  поэзии Светланы!

"...с первых стихов и до последних, - вспоминает о Светлане Кузнецовой - "В свободном полёте": http://www.stihi.ru/2009/04/07/7561 - критик Алла Марченко, - великолепная эта женщина ("Ваше Величество женщина"!) жила как писала и писала как жила".