Из Иосифа Бродского («Представление»):
Помнишь песню, что, бывало,
Я в потёмках напевала?
Это – кошка, это – мышка,
Это – лагерь, это – вышка.
Это – время тихой сапой
Убивает маму с папой...
Опять из Иосифа Бродского («Пятая годовщина»):
Там дедушку в упор рассматривает внучек.
Из Хорхе Луиса Борхеса («Молитва»):
Прощение обеляет жертву, но не виновника: его оно просто не касается.
--
Вдоль берега уходят рельсы,
перемещаясь без конвульсий,
как парусник при смене галса,
как в старом штраусовом вальсе,
где дамы не считают пульса...
Рука – в морщинистых изъянах.
Блеснёт кольцо на безымянном,
когда, помедлив чуть с ответом,
посмотрит дедушка на внука.
Глядит в вагонное оконце
луна одновременно с солнцем.
Как свечи – заменитель света,
так шёпот – заместитель звука.
Здесь зелень – больше нету снега
по берегам реки Онеги.
Из звуков - мерный стук колёсный
перекрывает лай собаки.
Вся жизнь ушла в дела простые.
Следы в снегу всегда – пустые.
У озера дома над плёсом –
как деревянные бараки.
Следы мои снега заносят.
Не сформулировать вопроса.
Другие, может, вам ответят.
Намёк здесь – заменитель слова,
молчанье – главный принцип речи,
здесь – лишний голос человечий,
Ответ здесь просто не заметят.
Как мне понять себя «другого»?
Так всё ли вспомнить будем рады,
перебирая жизни годы?
Овраги рельсам – не преграда.
Не изменяя жизни пульса,
вдоль берега уходят рельсы.
2009