Температура — точно дура.
Но только не моя!
Она мне утончит фигуру,
разденет до белья,
румянчик чумовой на губы,
на щёки наведёт,
уложит вмиг, накроет шубой —
мне шуба так идёт….
Ах, не былинкой в борозде вять,
мне страшно повезло!
О нежный жар, о тридцать девять —
любимое число!
Как детективная причуда:
«Смерть в шерстяных носках»…
Лишь трубка телефона — чудо:
как кот, урчит в руках!
Соединяет хвостопровод
с Большой Землёй меня.
Мне так легко измыслить повод,
чтоб подразжечь огня!
Но, постигая утлость плоти,
вцепляюсь крепко в нить —
чтобы и тем, кто на работе,
успеть бы позвонить,
и тем, кто дома ест котлеты,
кто в спешке, на бегу, —
друзьям своим я шлю приветы
пока ещё могу...
И в эйфории гриппа тая,
за храмом Покрова,
как взвесь в морозе, я влетаю
в тебя, моя Москва!
В змеиной трёхкольцовой мути,
в извивах ОэРВИ,
сквозь страх и снег стремятся люди
к надежде и любви!
Живут, смеются и рожают,
в сердцах храня тепло…
Совсем другое называют
любимое число.
И я, желая с ними слиться,
безумье прогоню:
Наутро
ровно в девять тридцать
я Богу
позвоню.
И попрошу сменить мне коды
(числа им в мире несть)
на миротворный шифр природы —
на тридцать шесть и шесть…