Ворона. Крик. Желтеют листья,
Деревья кроной вытерли закат.
На циферблате покраснели числа
Один другому ставит мат.
Зрачок прохожего блестит слезой
И в голосе дрожит игла покоя.
Незрячий солнца диск садится за Невой
И видишь действие земного горя.
Как катится река за вечность горизонта,
Как на колени опускается душа,
Как ветер разрывает сердце порта,
Я говорю с тобой неслышно, тихо, не дыша.
Надежды нет для нас с тобою,
Веревку отпустила ты, что связывала нас двоих.
Теперь тебе приходится одною
Дописывать наш черный, горький стих.
Советы все — сплошная ложь,
Я бы хотел стереть случайность каждой фразы,
Чтобы исчезла всякой боли блажь,
Любовь — это способность каждой мрази
себя оправдывать за то, что никогда не жил.
Тому, кто отрицает вечный призрак,
витающий над духом словно черный дым,
Останется лишь пустота не выпитых бутылок
и холод невских затвердевших льдин.
Иди туда, тебя никто не ждет,
Вдоль хмурых, питерских бульваров,
бреди один, а, если кто сожмет
ладонь твою, то вырви быстро,
горячим воплем горло оглашая.
Ботинки мокрые сними,
Забрось на тонкую веревку,
На небо тихо погляди
И протяни бечевку
между собой и грязным облаком,
похожим на голландский сыр.
Душа — шатер, летит над городом
Впитав холодный, облачный кефир.
Нет лучше, чем сидеть на облаке,
смотреть на то, как умирает человек.
И острым клювом голубого голубя
дробить на крохи черных хлеб.