Распускаются на газовой плите
четыре синие астры.
Холодно. Зима. Ночь.
За окном падает снег.
Старый попугай кричит:
«Пиастры! Пиастры! Пиастры!»,
заставляя отца и мать ворочаться во сне…
Прокравшись на кухню,
читаю «Остров сокровищ»:
мой камзол — одеяло,
на голове треуголка
или шелковый алый платок,
плещет море
по крашеным доскам щербатого пола —
«Эспаньола»
размером со стул
понеслась по волнам на восток...
Вот он, остров!
Набита битком
бриллиантами сахарница,
рядом — россыпи столового серебра,
хрусталь, называемый бабушкой «баккара»,
почти каррамба!
Индийская чайная банка,
должно быть, с пряностями,
корзинка с пряниками…
Я никогда не видел пиастры,
а так же дублоны, соверены и рейхсцалеры,
рупии, гинеи и талеры…
Зато в зоопарке я видел гиену —
ну, страх некрасивая!
Стук костыля одноногого Сильвера
слышен из спальни…
Идёт по коридорной палубе.
Полундра!
я ловко прячусь
в бочку с мочёными яблоками —
ну и воняет тут!
Отец, щурясь от света,
молча проходит мимо —
шум воды, трах-бах, шторм надвигается!..
Он возвращается,
заламывает переплёт,
чтобы взглянуть на название.
Бац мне крепкий щелбан по макушке —
И снова спешит к подушке
по морю аки посуху,
не замочив ног —
прямо бог!..
Опять я на острове сокровищ один.
Хочется спать, но надо шагать
в направлении той сосны,
которая за дверью с той стороны:
зюйд-зюйд-вест и ещё два пальца вправо,
копать в шести шагах от трупа веника.
Давай-ка лопату!
Заживём мы богато:
Куплю маме туфли с бантами,
папе — брюки с прошитыми кантами,
а бабушке — что попросит.
Будем ездить на море каждую осень.
В Крыму море такое —
пока настоящее.
А на камне сидят изумрудные ящерки…