Вчера ночью приснился один из самых странных снов в моей жизни.
Снилось, что мой любимый человек (по сюжету сна) спасал каких-то людей, кажется, в горах и сильно обморозился. В общем, не знаю, насколько это правдоподобно в реальности, но во сне было весьма и весьма правдоподобно. Людей этих он спас, но его восстановление пошло как-то не так, и врачам пришлось одну за другой ампутировать конечности.
Происходило это все в отдаленной местности, и, когда я приехала, мне оставалось только увидеть его уже совершенно беспомощным и раздавленным. Ну, по крайней мере, мне так казалось.
Зрелище и правда было жуткое. Но я решила, что во что бы то ни стало буду за них ухаживать. «Служить ему», вот как я это красиво обозначила.
И вот что самое интересное: прекрасно помню все нюансы своей мотивации. Помню, что мне было очень жаль его. Не подлинным состраданием, а именно жаль. Что вот он такой убогий, а я в целости и сохранности. Я прокручивала в голове, как ему теперь должно быть плохо, и какие у него должны быть депрессии и кошмары, и как ему хочется, чем так жить, чтобы поскорее уже весь этот ужас закончился. Еще помню, что осень собой гордилась – совершенно подленько, потому что, опять же, он весь такой жалкий и убогий, а я вот тут героиня, понимаешь. Еще помню чувство гадливости, которое было во мне. Брезгливость, прикрытую самолюбованием. Помню, что много думала о том, что вот ввязалась, взяла ответственность, а что теперь подумают другие, если откажусь от нее.
Собственно, все время я и занималась именно этим. Не дарила ему любовь, не облегчала его боль, не была – с ним. Была вот в этих переживаниях, мелком мельтешении ума и копошении тела.
И еще я понимала, ПОЧЕМУ не думаю о нем. Для этого мне пришлось бы разделить с ним боль. Быть с ним. БЫТЬ ИМ. Этого мой ум не мог себе позволить.
А еще была злоба. Дикая, неконтролируемая злоба. Дикий бунт. Главным образом из-за того, что какой-то частью себя я слишком четко все вышеозначенные «нюансы» и мотивы осознавала. Но вместо того, чтобы в них разобраться, злобу я почему-то направляла на этого, когда-то любимого мной человека и любившего меня.
И вот в порыве такой злобы я ему и кинула слова: «Чем так жить, ты, наверное, мечтаешь сдохнуть? Думаешь, что лучше было бы там, сразу, чем так мучаться, да?»
И тут был ответный взгляд. Удивительно, как можно четко запомнить во сне один взгляд. Уверена, что я его теперь долго не забуду, если вообще когда-нибудь смогу.
Это был взгляд совершенно прозрачных, тихих, светлых и даже светящихся глаз. И я, впервые за весь сон, оторвалась от себя и только себя и ВСТРЕТИЛАСЬ с этим человеком. С этим существом. С этим сознанием. И вдруг увидела все целиком: вот это четвертованное тело и одновременно – эти глаза. И все во мне остановилось. Играла, играла пластинка – и вдруг тишина. Шок. Бездна.
В нем не было ничего из того, что испытывала я. Ни жалости, ни презрения к себе, ни обиды на судьбу, ни страха, ни отчаяния. Только свет. Только любовь. Только сила. Такая сила, что к нему притягивало даже физически. Нет, не так как в мелодрамах, ничего именно телесного. Скорее он, несмотря на то, что чисто внешне как бы мало напоминал человека, в то же время был совершенным человеком. Совершенным настолько, что был окутан облаком этой энергии, этой силы. Непреодолимым притяжением. И открытостью.
…А потом он заговорил. Спокойно и очень тихо. «Я умер там. Я умер ради этих людей. За них. А то, что я здесь теперь – это не кошмар. Это – чудо, понимаешь?»
И больше ничего не сказал. Но я поняла, что чудо это – сотворено им. Что он такой, потому что он не для себя. Потому что он – для других. И для меня. Он весь – для нас.
Я там очень много плакала, во сне. Словно вся превратилась в слезы. Так и проснулась. Ранним утром.
Не знаю, к чему это и что это должно значить.
Но я и теперь, сумбурно записывая все это, пытаясь хоть как-то описать – плачу…