В Москве во многомиллионной,
Один, как жертва пустоты,
Иван Есенинопоклонный
Живёт в плену своей мечты.
Живёт Иван и в ус не дует,
Ведь и не носит он усов.
Во снах с Есениным воркует,
Поэта кормит колбасой.
С пелёночек поэту предан,
Как человеком ставший пёс.
Постылые отринув беды,
Парит к Серёже на погост.
Стихи читает на могиле,
Впадая в гробовой экстаз,
Нытьём пугая семимильным,
Пылает факелами глаз.
Подпив, пытается раздеться,
Чтоб душу лучше оголить.
Словно душе в одежде тесно
Сергея истово любить.
Неистово с людьми заспорит,
Точь-в-точь, ваганьковский Кинг-Конг.
Иван - есенинец в законе,
Есенин - выше чем закон.
До Константиново пешочком,
Крестясь, отправится порой.
Паломник чувства худосочный,
Не нужный никому герой.
Осилив дальнюю дорогу,
С разбега кубарем в Оку.
Купается в костюме строго,
Не сушится на берегу.
Идёт к есенинской избушке,
Вода стекает с рукавов.
В карманах квакают лягушки,
Скользнёт рыбёшка из трусов.
У двери бухнется на землю,
Лягушки гордо замолчат.
Лежит в траве, будто в постели,
Косясь ехидно на девчат.
Уж звёзды над Окой сверкают,
А он лежит и не встаёт.
До самого утра не встанет,
Спиной приветствуя восход.
Потом пружинисто взметнётся,
Лягушек сонных разбросав,
И кое-как в Москву плетётся,
Блестит роса на волосах...
Сей дядюшка пренеобычный
Мне очень хорошо знаком.
Я не однажды вёл с ним лично
Беседу без обиняков.
Он притворялся вешним клёном,
Напоминая клён зимой.
Иван Есенинопоклонный...
Его бы взял в ковчег свой Ной.