1934

Юрий Горин
Филип Левин, перевод с Английского.

From The New Yorker, May 25, 2009
 
Вы слышали наверно, что по ночам в Детройте,
да и в других местах, улицами правят стаи
диких собак. Это неправда. Я свидетель.
Я вышел из семьи торговцев и мясников,
которых выгнали из их страны Война,
погромы и убийства, сначала в Англию,
потом в Канаду, а потом сюда.
Мой дядя был сапожником, как и его отец.
Они сапожничали вместе еще в Киеве.
На Браш Стрит стояла его лавка.
А родственники мамы работали на свалке.
Гиганты, с широкой грудью и длинными руками
в шрамах. Мой дядя Лео мог обхватить
бочку с металоломом, и, просто для забавы,
издав веселый крик, поднять ее. Его жена,
Ребекка, чьи волосы торчали как спирали,
все время сжимала кулачки в два молоточка.
Поздним летом мы выезжали за город,
и набирали кучу кукурузы, которую потом
варили в сахаре и ели до отвала.
Поверили бы вы, что эти люди позволили б
собакам делать что попало? Не для того они
пересекли Атланику и два материка,
чтобы позволить кому либо хоть что-то диктовать.
После заката они сидели на ступеньках своих домов
и пили. Соседи утверждали, что они воют на луну.
Еше одна легенда. Иногда, они предавались
воспоминаниям о России. Не очень-то я верил
их рассказам о дерзких их побегах, и об этих
удивительных Украйнках. Однажды, они,
схватившись в драке, чуть ли не перепахали   
всю лужайку, пока Лео не положил всех на лопатки.
Лео, в жилетке, и в сером костюме, с пятнами от пота.
Мой дядя Иосиф был совсем другим. Высокий и худой,
он вошел в нашу семью здесь, в Мичигане.
Задумчивий и добрый человек. Когда приблудные
собаки подбредали к заднему входу его лавки,
он их впускал, и иногда подкармливал их даже.
Он мне сказал, что их хозяева  вряд ли
могут прокормить самих себя. Дядя Иосиф
брал в руки разбитую пару рабочих башмаков,
и кривым ножом сапожника срезал старые
подметки, и, поочердено вынимая гвозди изо рта,
вколачивал в них новую подошву. Потом,
проделывал он то же с каблуками. Я был еще ребенком,
мне было семь от силы. ЗавoрожЕн я был
полировальным диском, который коже придавал
ее оригинальный цвет. Однажды,
он подарил мне нож,  и даже маленькие ножны,
которые я прицепил к ремню. Рукоятка
была из черной кожи, срезанной с забытого ботинка.
Он ее долго отбивал, пока она не стала
твердой, как камень. Он мне сказал, если чего-то
будешь ты бояться, потри три раза эту рукоятку,
и ничего плохого не случится.