Этой истории никогда не было. Но, Боже мой, как она достоверна!
На редакционном «газике» мы мчались в рассветную мглу.Мглистое утро едва раскрывало свои сонные объятья. Первый солнечный луч робко скользил по лобовому стеклу.
Нам предстояло успеть к началу экзекуции. Она, как и все события такого рода, происходила именно на рассвете, когда ненужные свидетели ещё нежатся в тёплых постелях.
Предстояло выселение семьи ссыльного Керимова из его жалкой лачуги на окраине посёлка Саблезубово. Посёлок этот, и по совместительству крупный железнодорожный узел, названный так в незапамятные времена в честь какого-то царского генерала, завоёвывавшего Туркестан, через нескодько лет будет переименован в Светлый путь. Но пока он ещё – Саблезубово, три-четыре десятка жалких хибар и несколько строений кирпичной кладки в центре.
Мы притормозили у одной из лачуг. И как раз – вовремя. Милиционеры выводили на улицу проштрафившихся людей. Это был сам Керимов, маленький, тщедушный, подслеповатый, его жена – дородная матрона, несущая на коротких ногах грузное тело , и около десятка детей, мал мала меньше,испуганных, чёрных, грязных.
Всех выстроили во дворе лачуги. Вперёд вышел районный уполномоченный Бекасов, в гимнастёрке и галифе, перепоясанный новенькими ремнями. Я встречал этого Бекасова и раньше. Он всегда держался очень уверенно, был типичным начальником, получившим власть от Бога.
Бекасов сказал:
-Граждане Керимовы! Советская власть милосердна и снисходительна. Мы не применяем никаких карательных мер к вашей семье, так нагло преступившей закон. Вы самовольно поменяли место жительства. Это тяжкое преступление. Но, принимая во внимание ваше искреннее раскаяние и то, что вы являетесь многодетной семьёй, мы просто препровождаем вас на прежнее место, в населённый пункт, предписанный вам для проживания.
Керимов вздохнул, но ничего не сказал. Дети заплакали. Матрона закричала:
- Гражданини начальник! Но там же нет приличной работы! Чем мы будем детей кормить?
Этот крик женщины прорезал тишину, как стон раненной птицы.
Бекасов нахмурился:
-Если вы не можете прокормить своих детей, эаботу о них возьмёт на себя Советская власть. У нас замечательные детские дома.
После этого уже никто не пытался возражать. Экзекуция началась. Скарб ссыльных быстро погрузили на телегу, а лачугу опечатали.
Я наблюдал за происходящим со слезами на глазах.
Подошёл Бекасов.
-А, пресса! – добродушно произнёс он. – Как поживаете?
Но, вглядевшись в моё расстроенное лицо, переменил тон и резко спросил:
- Вы что, их жалеете?
- Они достойны сочувствия, - тихо сказал я, - в конце концов, они просто несчастные люди.
Бекасов подошёл вплотную и взял меня за пуговицу куртки.
- Послушайте, - сказал он, тяжело глядя мне в глаза, - они враги народа. Они в своём Крыму хотели встретить Гитлера с белым флагом в руках. Вы понимаете?
- Но при чём здесь дети? – спросил я.
Бекасов отпустил мою пуговицу, оттолкнул меня и пошёл к своему «виллису».Не произнеся больше ни слова, он сел в машину и уехал.
- Пора и нам, - сказал я шофёру дяде Саше.
На сердце было беспокойно и смутно.
По дороге мы вновь встретили Бекасова. Его «виллис» стоял на обочине, и молчаливые колхозники грузили в него мешки с картошкой, рисом и овощами.
Мы хотели проехать мимо, но Бекасов замахал руками.
Притормозили.
- Корреспондент, - весело прокричал Бекасов, - есть возможность запастись картошечкой. Пару мешков, а?
- Езжай! – сказал я дяде Саше. И мы уехали.
Через несколько дней меня вызвал редактор.
Я вошёл в его кабинет, понимая, что это Бекасов начал строить каверзы.
Редактор долго рассматривал меня, словно до этого никогда не видел.
- А ты, оказывается, оппортунист, - выдохнул он наконец, сверля меня взглядом, - льёшь воду на мельницу врага.
Я попытался объясниться. Но лицо редактора налилось кровью, что выражало крайнюю степень неудовольствия.
- Вот что! – сказал он. – Поезжай и найди с Бекасовым общий язык. Немедленно! Если, конечно, хочешь у нас работать.
Я поплёлся выполнять приказ. Работать я хотел.
Вечером мы напились с Бекасовым вдрызг, и он, пытаясь облобызать меня, бормотал:
- Ты не думай, что я чудовище. Мне тоже жалко этих деток. Но…
И он пускал слезу.
Р.Маргулис