Он был утёсом, и вокруг зияла бездна,
Над ним - поблёкший холст чахоточного свода.
Простёршись ввысь, проросши вглубь, стоял отвесно,
Молчал навстречу легковесным хороводам...
Он был искусан белой ртутью, был обглодан
Со всех сторон до оголённого базальта.
А у подножия блестела бурой содой,
Переливаясь скрытой в мутной гуще сталью,
Рекою притворившаяся лужа -
Она не сохла и не остывала;
Умела спрятаться от бледно-синей стужи
Под грязной пеленою покрывала.
Она, бездумно и извилисто вихляя,
Оставила весь гравий в пыль истёртым,
Она была мертва, а думала, живая...
Утёс был жив, да только был уверен: мёртвый.
Да, он застыл в своём немом амфитеатре,
Он был так холоден, так явно обособлен,
Но не был горд - он был лишь пригвождён корнями
Из валунов к земле, сырой поросшей скорбью.
И клубы дыма, за него цепляясь, рвались -
Он не желал того, он был готов стать прахом...
Но был утёсом, посему и оставалось
Ему несчитанные годы мерно чахнуть.