ПЫТКА СОВЕСТИ
Мысль, гонимая течением,
в заводь тихую причалила,
худо, в прошлом нет прощения
за долги любви нечаянной.
Взгляд луны, что пытка совести,
больно жгучи очи карие,
знать несладко в невесомости
видеть горькие сценарии.
Далеко до тракта Чуйского -
пять часов навстречу солнышку.
Сердцу, раненному чувствами,
полететь бы в ту сторонушку!
Там:
молва - злодейка древняя
в глину склизкую не втоптана,
и от сплетней смог сиреневый
у разлучницы под окнами,
поле дикое ковыльное,
всходы поздние раскольников:
Спирька юный - Байрон вылитый,
Рысь и Пашка Колокольников,
дева преданная ближняя...
церковь, брошенная в Талице...
и луна дворнягой рыжею,
на верёвке, в душу пялится.
ПЕРВАЯ ПЕСНЯ
Лампа вагонная - нянька-прислуга
хвасталась звёздам в оконный просвет:
"С нею Шукшин и Байкалова Люба -
новая пассия, к славе билет.
Вспышке сродни перламутровый жемчуг,
пламя калины от губ до волос.
Самая сладкая в мире из женщин,
в горечи будней - к веселью до слёз".
Меньше полшага от сердца до сердца,
дубль не первый (на первом пятно),
стерпится, слюбится, только бы спеться,
только бы в жизни не так, как в кино.
Ночь без любви, что журавль без клина,
радость без смеха - немая печаль,
первая песня о красной калине
с ноченькой чёрной во светлую даль!
Ах, как душевно с прикрытой печалью,
радуясь счастью, приметам вразрез,
пелась та песня и звёзды венчали
странную пару под рельсов оркестр.
ДОЛЯ
Мне не вывернуть тайну прошлого,
туго сшитую швом петельным.
Правду горькую - нехорошую
люди прячут под крест нательный.
Доля-долюшка - цепь кандальная,
масть козырная - чёрной меткой,
ты не тронь его, дрянь вокзальная,
губы бантиком - желчь с конфеткой.
Пей свободу, сын, пей с оглядкою,
с правдой-матушкой будь по-строже!
Плоть калины не станет сладкою...
Сын ослушался слово Божье.
Сколько жизнь его била обухом,
сколько раз секла жгучей плетью!
Можно в радости быть подсолнухом,
больно вольному жить в подклети.
Он за волей шёл вместе с Разиным,
жалил нехристей, мало гадам!
Горю горькому снились праздники,
явь подсунула чашу с ядом.
Смерть не сжалилась - злая бестия.
Горше не было в год печали.
Люди в гроб иконки и крестики
вместе с горькою правдой клали.
РОДИНА
Слепенькая Люська не Очкарик *
где уж ей тягаться с крутизной
шапочный замызганный фонарик
публику пугает желтизной.
Мимо все смазливые клиенты...
вдруг,
стучит легонечко в стекло -
парень из любимой киноленты,
Боже,
Повезло так повезло!
С ближнего сорвался беглый лучик,
щупая потресканный сургуч,
сумрачно и рыжий подкаблучник
прячется за спины чёрных туч.
-Что ж не на столичные подмостки?
-Пачкаться не хочется... устал.
Ехай,
там где Русью пахнет - в Сростки,
к самому началу из начал.
Вспомнил все дворы без волкодавов
и про одомашненных волков:
"Сорок лет на небе без уставов,
всё-равно, что дома без силков.
К чудикам, я буду там не лишним,
Моня Квасов вызвал на пари, *
любит их Господь снаружи нищих,
сказочно богатых изнутри!".
Благостно и месяц симпатичный
клеится к невинности берёз.
Родина!
И плачет горемычный
искренно, не сдерживая слёз:
"Ехай!
Я по скошенной полоске
с радостью в обнимочку пройдусь,
глянь, как заневестились берёзки,
вот она - Есенинская Русь!".
* Слепенькая Люська - "Жигули",
Очкарик - "Мерседес",
Моня Квасов - герой Шукшинского рассказа
"Упорный", пытавшийся изобрести вечный двигатель.
ГРОЗДЬ ЗАСОХШЕЙ КАЛИНЫ
Всё спешит не споткнётся
понедельник неброский,
в указателе солнце
улыбается - Сростки!
Подле тракта товарки,
налетай на излишек,
кипяток без заварки -
двадцать восемь рублишек!
Эх, не видел тот парень,
пригвождённый к Пикету,
знавший истины корень,
несуразицу эту.
От стыда у калины
не дозревшие грозди -
цветом высохшей глины,
что кресты на погосте.
День споткнулся к полудню,
стал тягуче-ненужным,
в тёмно-серые будни
праздник видится уже -
без цветов и подарков,
вот и я без букета...
пара Бийских огарков...
боль не смять сигаретой.
И за тем перелеском
по-другому не будет,
там Шукшинским невесткам
сойки плачутся в груди.
Где, их ласковый гений?
-Будто вымерли Сростки...
в доме матери стены
берегут отголоски.
Сын в России, что колос,
он был крепок и светел.
Я слыхал его голос
и конечно заметил
в рукописной картине,
для входящих не праздно,
гроздь засохшей калины
восхитительно красной!
2012