1. * * *
Твой дом стоял на перепутье
семи всклокоченных дорог,
и потому я перепутать
пути к нему никак не мог.
Заросший диким виноградом
от цоколя до крыши – весь
открытый ветру, без ограды,
он мне спешил поведать весть!
Но было всё второстепенно,
и строго замыкался круг,
и становилось постепенно
теплей и солнечней вокруг.
И в горьких строчках Нарекаци
пытался я найти ответ,
как могут так перекликаться
прошедший и пришедший век?..
2. Прочти Чаренца
Прошу тебя:
– Прочти, прочти Чаренца!
Пусть я армянской речи не пойму,
но всё равно – цветение черешен
и спор, что люди издавна ведут
в твоём краю с землёй, водой и туфом,
форели выброс, и Чаренцаван,
всю в чёрное одетую старуху,
разданских ритмов гулкий карнаван
увижу я в том сиротливом диве,
что называют издавна – стихи.
Прочти Чаренца! Грозы грянут,
ливни, снега падут –
прочти. Прочти! Прочти!!!
И вечера, достав со дна фонтанов
сплав музыки и света, наконец,
споют о смуглых детях Еревана,
которых так любил поэт Чаренц.
3. * * *
Что ни день – то в судьбе перемены.
Трусит яблони ветреный Спас.
Чтоб тебя уберечь непременно
от чужих и всевидящих глаз,
дверь прикрою,
да так и не скрою,
что с тех пор, как с тобою знаком,
дом болит нестерпимой тоскою,
а душа – сквозняком.
Сквозняком.
4. Ереванская осень
Год, как в доме Чаренца ведётся ремонт.
Приезжаю – к поэту попасть не могу.
Извиняется производитель работ,
убеждая приезжих, что не всемогущ.
А на улице слякоть. И дождь моросит.
И торочит прораб, чтобы не горевал
пред тем, как проститься с тобою, Масис,
и с тобою, мой солнечный друг Ереван.
Только те утешенья до лампочки мне,
если в доме поэта молчит телефон,
а хозяин глядит, как из мира комет,
сквозь портретную пыль, паутину, плафон.
Он глядит на меня тем своим озорным
взглядом, что в одночасие мал и велик.
Где-то вывели песню из горла зурны
и куда-то по улице вдаль повели…
А под окнами носят снопы лаваша
и охапки рехана с базара несут.
Ереванская осень, как ты хороша!
Как прекрасна твоя торопливая суть!
Только что же ты медлишь с ремонтом в дому,
где когда-то твой друг, твой Чаренц проживал.
Здесь хозяйка гостям подавала толму –
здесь любой без смущения пил и жевал.
Вот по этим ступеням спускались все вниз.
Почему же друзья не приходят к нему? –
этот – выкрасить пол, тот – приладить карниз,
не управиться, видно, ему одному.
Я бы тоже явился помощником к Вам,
мне ремонт, перестройка – всегда по душе…
И хочу, чтоб любой, кто пришёл в Ереван,
мог в гостях побывать у тебя, Егише.
5. * * *
Ночь без единой звезды, и туманно
утро, нашедшее горький приют…
Только проснусь – Анаида и Анна
долгую-долгую песню поют.
Песню поют… И становится выше
небо над городом.
И Арарат
стал проявляться и вот уже вышел
на ежедневный, привычный парад.
Рад, что подобного пения сроду
не приходилось мне слышать.
Не лгу!
Кажется, пью родниковую воду,
пью, а напиться никак не могу.
Как эта песня затронула душу!
Как её смысл я внезапно постиг?!
Страшно – не словом – дыханьем нарушить
терпкую музыку пения их.
Пусть не случилось меж нами романа
и не случиться уже никогда.
Только зачем Анаида и Анна
песнею будят меня сквозь года?