Отрывок из романа "Сны Алистера Кроули"
1
-- Ну ладно! -- заглядывая в пасть нильскому крокодилу и вынимая оттуда «Мартина» сказал Кулига. -- Мы щас тут репетировать будем, а ты…Раз ты так любишь читать -- мы тебе предоставим такую возможность...
Кулигин снял с книжной полки лоснящийся на корешке фолиант. Потом кинул мне на колени еще несколько томов, обтянутых, как черепа мумий остатками плоти, затертой кожей.
--Почитай! Тут их -- сколько хочешь. Выбирай любой, -- заслоняя собою мерцающий луч «проектора», размахивал руками Кулигин, его зловещая крылатая тень металась по стенам и потолку, словно ожило и металось чучельце летучей мыши -- и я окончаетльно убеждался -- это вышедший из афиши Лайош Кош. Да и шпажонка с треуголом были явственно различимы в очертаниях этой многоликой тени. Правда, кот как полноценное воплощение этого неугомонного эона пока отпадал, потому как он урчал, выедая содержимое спешно вскрытой баночки с килькой в маринаде, где пока еще не успели завестись черви.
Я глянул на бесконечные, кой - где подернутые паутиной, ряды вкривь и вкось заставленных книгами стеллажей. Обернувшись, я увидел над головой картинку -- ухмыляющийся крючконосый скрипач, наяривал смычком по струнам, будто рашпилем по чугунной болванке. Рядом, словно карточная, дама симметрично соответствующая валету тем же занималась электронная японка Ванесса Мэй -- еще одна страсть Сашули. Бывало он включал записи с ее «Штормом» -- и бешенные тридцатьвторые с шестьдесятчетвертыми нахлестывали на палубу его брига невообразимыми, грозящими утянуть в пасть бездны цунами. Где-то на дне этих кишащих головоногими пучин Кулигу неизменно поджидал лохнесский дракон. Эта не дававшая Кулигуну покоя химера подсознания приходила тем навязчивей, что три года наводчиком ракет на атомной подводной лодке в Северном флоте, баррожирования на глубине у берегов Шотландии, Флориды и Австралии -- это не шуточки.
Открыв дверцу вмонтированного в стену, до сих пор не замеченного мною шкафа, Кулигин раздавал друзьям наряды. Капюшон палача. Ряса монаха-франсисканца. Рубаха осужденного на казнь. Рыцарские доспехи. Платье монашки. Все облачились.
С нетерпением малька Мити Светова я ожидал, что вот-вот появится и вездесущий Дормидоша. Но в этом шкафу его не было.
Тот, кого я принял за Гаврюхина(хотя это был, конечно же не персонаж, о котором мне рассказал голос, разве что одно из его бисчисленных воплощений! -- а скорее всего некто совершенно другой, кого мне приходилось видеть и на открытой сцене у речного вокзала, и в центральном парке, и в ресторане интуриста в составе ансамбля «Голубые дофины») усаживался за ударную установку, поигрывая барабанными палочками, стилизованными под берцовые кости.
Восковыми пальчиками флейтистка Катя перебирала отверстия дыроватой дудочки. Музыкант, называемый мною Терпсихоровым, крутил колки скрипки.
-- Кать, дай ему это! -- обратился к девушке Кулигин.
Впрочем, на афише было вполне разборчиво написано: группа «Странники». Александр Кулигин -- вакал, гитара. Жорж Пеночкин -- вокал, гитра. Клим Изрядьев -- бас-гитара, звукотехника. Екатерина Макушина -- вокал, флейта. Максим Лиходеев -- скрипка. Матвей Трынов -- вокал, ударные.
-- Тут еще один костюм для Климентия Нектоева. Обещал подрулить… Он у нас будет изображать Ангела - Конформиста. Здесь и хламида, и крылья из мочалок, и нимб из латуни ,-- тряхнул Кулига бутафорской рухлядью. А тебе, Костенька, досталось вот это…
Катя перестала играть и передала мне бесформенную кучу тряпья, из которой торчал черенок. Костюм довершала изображающая лицо синюшного покойника маска. Взяв все это в руки и увидев, что черенок заканчивается серебристо поблескивающим лезвием косы, я обнаружил, что режиссер этого спектакля любезно предоставил мне играть роль Неотвратимой Смерти. Я был не прочь подурачиться и готов уже был облачиться в тряпье и маску, но явственный запах покойника остановил меня.
-- Ну, если не хочешь одевать -- положи вот сюда, на колонку -- и можешь читать, -- отреагировал Кулига на мое столь очевидное нежелание принимать участие в маскараде.
Угнездив хламиду и маску на вершину акустической тумбы и прислонив к ней косу, я вернулся в кресло у книжной полки. В ожидании Нектоева на второй колонке высилось одеяние ангела, топорщились крылышки, поблескивал нимб. Тем временем музыканты -- кто вынимал инструменты из чехлов, кто, подключась к аппаратуре, настраивался.
-- Ну, репетнем! -- гаркнул Кулигин и подмигнул мне, словно ждал, когда я разверну первый фолиант.
Открыв переплетенную вручную книгу, я увидел надпись, выведенную красивыми каллиграфическими буквами. Волна нестерпимо громких шумов обрушилась на меня и, подхваченный ею, я не только увидел начертанное на странице «ДНЕВНИК ЛАЙОША КОША, СВОЕРУЧНО ИМ СОСТАВЛЕННЫЙ», но и услышал то же самое, произнесенное рычаще-громоподобным голосом. Бросив взгляд на мраморную голову на столике возле компьютера, я убедился: вещала она. По каменному лицу проходили волны конвульсий, губы скульптуры разлеплялись и из зияющей щели вырывался сизоватый пар. Я отвернулся. В висках пульсировало. Я поспешно перевернул страницу. Мне показалось -- выходящее изо рта мраморной головы мерцающее облако окутало меня, направленный мне в затылок луч «кинопроектора» прошел мой мозг насквозь и, словно пламя из ракетных сопл, вырвавшись из глаз двумя голубыми струями, заскользил по страницам мой взгляд. Вспыхнувшие фосфорисцирующим светом буквы заплясали, будто это были застрявшие в бумаге пылевые частицы Мыслящей Звезды. Каждая из них была наполнена и пением блок-флейты, и лязганьем барабанов, и грозовыми раскатами бас-гитары. Стремительное соло, захлебываясь в импровизации, понесло меня по строчкам.