Когда приходит лилипут в расположенье великанов,
То ощущает постоянно ничтожность собственную тут,
Он часто пробует расти, ест, изнывая от обжорства,
И с удивительным упорством быть всюду хочет впереди.
Нередко в памяти потом такой века живёт в народе
Примером, как назло природе рост замещается трудом.
Но если то же существо судьбой возносится до власти,
То бесконечные напасти на всех исходят от него.
Он как затравленный зверёк на троне не находит места,
Считая акцией протеста любой непонятый намёк,
Своей ничтожности под стать элитой делает прислугу
И прогоняет с перепугу, кого не может напугать.
Он жалких пестует и злых, они одни ему опора:
Пустая тяжесть приговора не поколеблет верность их.
Сбиваясь в стаи, этот сброд готов свалить любую тушу,
Чем чище настигая душу, тем гаже искажая рот.
Великим бывший прежде мир преображается как в сказке,
Где великаны носят маски, а недорослики – мундир.
И всё – проблема, что ни тронь, какого не коснись вопроса
От золотухи до поноса – что ни возьмёшь, то сразу – вонь.
Противно делается жить, глядя как мелочная злоба
Великих добивает, чтобы воспитывать в убогих прыть,
А их мышиную возню звать политическим искусством,
Чтя лизоблюдство главным чувством корпоративного меню.