Поэзии возвышенно-глубокой мне не доступен слог.
О, мир жестокий!
Но мучая себя от года к году, из недр личных выдавил я оду.
О, луг божественный под небесами, усыпанный прекрасными цветами,
струящих аромат благоуханья, тебя воспел бы в утреннюю рань я!
Но не о нем хочу сегодня спеть я, используя для чувств междометья.
На том лугу печальные коровы пасутся одиноко будто вдовы,
зовущие протяжно: «М-му-у-жика бы». Такие же по сути, как и бабы.
Бык пущен на начинку бутерброда. Один пастух средь них мужского рода
Я мог бы спеть вам о любви несчастной, но не спою, поскольку случай частный.
О чем же песнь моя? О симбиозе коров и лютиков, растущих на навозе,
собою жертвующих для питанья, стоящих выше в схеме мирозданья.
Так получая для своей кормёжки, коровьи превосходные лепёшки,
цветы и лютики живут в дерьме вовеки.
Не далеко ушли и человеки.
Мы, точно так же жертвуя собою, глядим на небо с искренней мольбою.
Желая быть успешными вполне, мы остаемся по уши в говне.
И в виде ежемесячной зарплаты его гребём при помощи лопаты,
Так в результате грёбанного действа, к существованью получаем средства.
Опять не смог пропеть я о прекрасном и всё моё старание напрасно.
Представил снова мир я в черном цвете. Мой стих достоин стенки в туалете.
А не пора ль поэту вставить клизму, чтобы добавить в оду оптимизму,
избавив от словесного поноса при осмысленьи вечного вопроса?