Возможно ли, чтоб нежная Мими,
по шелку вышивающая розы,
столь увлеклась свободными людьми,
поэтом пылким - и увяла от мороза?
Не выводима из декабрьского снежка
вот эта грусть, и музыка, и пенье,
касание шелкового стежка,
возврат к любимому и горькое успенье...
Все соловьи Парижа бы должны
проснуться и запеть о бедненькой модистке,
но равнодушен бледный лик луны.
И только музыка Пуччини - вечно, близко...