Мой дядя Илюша ещё совсем мальчик. Ему всего двадцать лет, а мне уже десять. Я зову его просто Илюшей, он невысокого роста, подвижный, как ртуть. Сыплет скороговоркой и тут же смеётся.
Мы идём с ним по улице, а незнакомые люди окликают нас:
- Эй, пацаны!
И никто не знает, что Илюша жив благодаря чуду.
Четыре года назад, в самом конце войны, он добровольцем ушёл на фронт. Осколок вражеского снаряда предательски ударил в грудь, остановившись в миллиметре от сердца. Илюшу едва спасли.
Остался глубокий шрам. Когда Илюша снимает рубаху, я вижу, как пульсирует сердце.
- Можно потрогать?- осторожно спрашиваю я.
- Трогай! – снисходительно соглашается он.
Мне кажется, Илюша хвастается шрамом, как какой-нибудь уличный мальчишка новой битой.
У Илюши лёгкий характер. Он беззаботно смеётся и, по-моему, мало о чём всерьёз задумывается.
Образования у него нет, профессии нет. Плевать! Взяли курьером в областную газету, ходит по дворам и хохочет.
- А что дальше? – строго спрашивает его старший брат, мой отец.
- Посмотрим, - говорит Илюша, и на губах его цветёт блаженная улыбка.
Он остался жив, он молод, всё ещё впереди. Можно гулять и ни о чём не думать.
Правда, есть одна вещь, которая заботит Илюшу. Это женская любовь.
Как я понимаю, моего дядю до сих пор ещё никто не целовал.
Уходил на фронт – ни одна девочка не провожала. Убили бы, и всплакнуть, кроме матери, некому было бы.
Вернулся, ходит один, девочки – мимо да мимо. Уж больно невзрачен на вид дядя, солидности, основательности мало.
Иногда он меня зовёт:
- Пошепчемся, Рафа?
Я уже знаю, что будет обсуждаться больной для Илюши женский вопрос.
Мы идём за дом, расстилаем на траве одеяло. Илюша ложится и задумчиво смотрит в небо.
Молчим.
Наконец, он сдавленным шёпотом спрашивает:
- Скажи, ты когда-нибудь целовался с девочкой?
Я не успеваю ответить, а он уже хохочет:
- У кого я спрашиваю? У несмышлёныша? У него же ещё мамкино молоко на губах не обсохло.
Мне становится обидно. К тому же, дядя несправедлив.
Я уже целовался со своей маленькой подружкой Ревеккой. Мы как-то спрятались во дворе, за старым сараем и стали тыкаться друг в друга холодными губами. Особого удовольствия не было, но почему-то обжигал стыд.
Потом мы ещё несколько раз проделывали с Ревеккой эту штуку. Я даже стал смотреть на неё, как на свою невесту.
Она не возражала.
- Когда мы вырастем и поженимся, - говорил я ей, и Ревекка тихо смеялась.
Всё это я выпаливаю Илюше. Он с интересом слушает.
- Да, Рафа, - говорит он, и в голосе сквозит уважение, - я и не знал, что ты такой продвинутый. А, признайся, это приятно?
- Что?
- Ну, когда женские губы прикасаются.
Я от Ревеккиных поцелуев особого удовольствия не получал, но нельзя же ударять в грязь лицом.
- Божественно! – восклицаю я. – Ни с чем не сравнимо!
- Эх! – вздыхает Илюша.
Потом мы начинаем обсуждать претенденток на его невысказанную любовь.
Останавливаемся на Рае.
Скажу о ней несколько слов.
Рая –моя двоюродная сестра со стороны мамы.
Она до войны жила в Одессе.Когда к городу стали приближаться немцы, она и тётя Фрида вместе с сотнями беженцев сели на какую-то баржу. Это был большой риск, потому что в воздухе постоянно кружили немецкие самолёты. Под Мариуполем в их посудину попала бомба. Хорошо, что это случилось недалеко от берега, и сразу же подоспела помощь. Таким образом, Рая и тётя Фрида через какое-то время оказались в Ленинабаде.
У нас, в двухкомнатной квартире, обитало много народу. Приняли и их.
Тётя Фрида – маленькая, чёрненькая, с усиками, никогда не унывающая, вскоре стала любимицей всей мишпухи. Рая – высокая, светлая, с косой, с уже округлившимися формами казалось совсем взрослой девицей, хотя была старше меня всего на четыре года.
- Ты думаешь, Рая? – заговорщицки подмигнув, спросил мой дядя.
- Не сомневайся! – ответил я.
- Ладно! – решил Илюша и потёр ладони. – Сегодня же и начнём.
Он выкатил из дома велосипед и закричал:
- Раечка, хочешь покататься?.
- Хочу, - отозвалась та.
- Садись на раму, - галантно предложил Илюша.
Рая, не задумываясь села и сразу же оказалась в цепких Илюшиных объятьях. Она покраснела и стала вырываться.
Но Илюша уже мчался со двора на улицу.
Они нарезали в велосипедной гонке круг за кругом, и Рая уже не трепыхалась, а сидела испуганная и молчала.
Выскочила тётя Фрида. Ей очень не понравилась эта картина.
- Эй, шлимазл! – закричала она Илюше, – отпусти девочку!
Илюша затормозил. Не поднимая глаз он подвёл велосипед к тёте Фриде и глухо спросил:
- А что я такого сделал?
- Что такого? – вскипела тётя Фрида. – Тискаешь девочку на виду у всех и – что такого! Чтоб на пушечный выстрел к ней не подходил!
Рая закрыла лицо руками и убежала в дом.
- Провал, - сказал Илюша, - полный провал.
И подмигнул мне.
- Не переживай, Илюша, - ответил я, - женщин много.
- Ты думаешь? – усмехнулся Илюша.
На следующее утро я был ошарашен новостью – Илюша женится.
- На ком?, удивился я.
- На Стере, - сказала бабушка Поля, - вчера вечером сговорились.
Стера – молодая вдова, живёт по соседству.
Я никогда не видел, чтобы они с Илюшей перекинулись хоть словом. По-моему, они даже незнакомы.
- Почему? – спросил я бабушку Полю.
- Так будет лучше для всех.
Я выскочил на улицу. Илюша и Стера уходили в сады, уходили вдоль большого арыка. Шли и не оглядывались.
Я побежал за ними.
- Илюша, подожди, - кричал я.
Илюша оглянулся, в глазах его блеснула непривычная злость.
- А ну, вали отсюда! – грубо бросил он в ответ.
- Что? – не понял я. – Илюша!
Мой дядя взял камень и пульнул не глядя. Мог бы попасть.
Р.Маргулис