Финалисты двух объединённых конкурсов

Семь Дней -1
Уважаемые друзья, пока жюри решает кто из представленных текстов победит, предлагаю вам сыграть в "угадайку" то есть определить тройку лучших стихов - победитель, то есть у кого будет больше все совпадений с членами жюри, получит 300 баллов.
Условия угадайки: назвать не более двух стихов на каждой позиции - Первое место, второе, третье. Пример:
Первое место: 3,7
Второе место" 2, 9
Третье место 8,4



1)ЗАМОСТЬЕ

Деревне Замостье мощёные улицы
Не снились ни в трезвости, ни с бодуна.
Слепые окошки застенчиво жмурятся.
Три дома. Два деда. И бабка одна.

Да старая ёлка с колючими иглами,
Да дуб у забора, коряв и дуплист.
От сырости доски пропеллером выгнулись,
На крыше болтается шиферный лист.

Но в красном углу под салфеточкой вышитой -
Шкатулка Пандоры новейших времён.
И охает горестно бабка - услышала,
Что снова с откоса спустили вагон.

А дед только, крякнув, сильнее сутулится,
Поправив усы заскорузлой рукой:
- И ладно, и пусть немощёная улица.
Зато вон - и ёлка, и дуб. И покой.

2)КТО БЫЛ СО МНОЙ

кто был со мной, тот будет моим всегда,
небес не станет, рек утечет вода,
и обожженной кожей сползут года,
века и страны,
и каждый город будет испепелён,
и канет в лету лучшее из имён,
и не оставит время других времён,
но я останусь,
 
в тебе останусь белой ночною мглой,
иглою в сердце,острой стальной иглой,
далеким гулом, многоголосьем злой
гортанной песни,
но слов не будет, просто не будет слов, 
не подойдут ни ненависть, ни любовь,
а словари далеких иных миров
здесь бессловесны,

но я останусь, чтобы в тебе звучать,
теперь я в каждой клетке твоей - печать,
ведь я в тебя впечатана точно часть
тысячеликой
иштар, исиды, хатор и хатшепсут,
я воплощенье самых небесных пут,
я страшный суд, я самый бесстрастный суд
богини дикой,

и ты не сможешь больше меня забыть,
изгнать, исторгнуть, выбелить и избыть,
и даже если выберешь не любить,
ты не разлюбишь,
поскольку из любви рождена печаль, 
она в тебя впечатана точно часть
любви, но ты не сможешь уже начать,
а лишь пригубишь,

и в реку вечности канешь наверняка, 
а после канет в вечность сама река,
но я останусь, я неизбывна, как
небесный ветер,
который точно знает - любовь была,
и были свет и тени, и боль, и мгла,
и ты храним, и болью в тебе - игла,
и с ней - бессмертье

3)СВЕТОТЕНЬ

В полутёмном подъезде
бледен лампочки блик.
мы на миг ещё вместе,
на задержанный миг.
Ещё чувствуют губы
поцелуя тепло,
но отчаянно грубый
твой ответ-"Всё прошло".
Гулко падают звуки
сквозь пролёт этажа,
и пытаются руки
удержать. Удержать!
Барабанит по крыше
неприкаянный дождь.
Голос сердца не слышишь?:-
"Ну куда ты идёшь?
Там холодные лужи,
слякоть,ветер и мрак.
Ты - как воздух мне нужен!
Задержись до утра!
Без тебя задыхаюсь
и не вижу не зги!"
Но гремят,затихая,
по ступенькам шаги.
В полутёмном подъезде
скрип дверей. Холод льдин. . .
Светотень -  бледный крестик.
Уходя -уходи.

4)РАСТИТЕЛЬНОЕ…

ни запаха у тишины,
ни света,
и ты по горло влип в неё.
так в осень переходит лето,
заплыв неслышно за буёк.
и ты теряешь листья с кровью
под каждый будущий свой шаг.
и хочется, забыв про совесть,
стать деревом и не дышать,
ждать приближенья снегопадов,
покрывшись бронзовой корой.
и знать, что ничего не надо,
что всё произошло с тобой…

5)ЛИСТВЕННАЯ ФАНТАЗИЯ

Сентябрь. Сезон перелётных листьев.
Поманит ветер – вспорхнут с ветвей.
Окрасив небо в оттенки лисьи
летят они на седьмую твердь,

где белым ангелам с кротким взором
несносен рыжий горячий свет.
От света белого светом чёрным
остался в небе их лёгкий след.

Ноябрь. Сезон возвращенья листьев:
с небес – навстречу земной судьбе.
И лист – ладонью, лишённой линий –
небесный холод таит в себе.

6)ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ

Яну Бруштейну
               
лесной массив означенный на карте
перемещался будто по команде
хотелось крикнуть в небо перестаньте
и даже сделать гневное лицо 
               
и удержать движение массива
поскольку было просто некрасиво
так оголять пространство жилмассива
и не считаться с мнением жильцов

деревья шли обманутые явно
и впереди передвигался главный
с него бы делать черенки и ставни
всех впереди передвигался дуб

размашисто вышагивая в сучьях
уверенный как фюрер или дуче
энергии исполненный кипучей
такой харизматический продукт

в листве шумели о всеобщем благе
о равенстве доступности ко влаге
лишь перейти окрестные овраги
и счастье можно черпать из реки

по мере приближенья к своей цели
стволы сменили цвет и покраснели
не от стыда за то что обнаглели
а стали все они большевики

теперь шагали красные деревья
отвергшие и бога и поверья
разнёсшие мир старый в пух и перья
и вот они приблизились к селу 
               
а в том селе крестьяне новой эры
все были завербованы в эсеры
и проклиная барские манеры
изголодались жутко по теплу               
               
и вот деревья превратились быстро
(крестьянских душ примерно было триста)
и вот деревья превратились быстро
в ряды поленниц красных во дворах

что выросли стремительно до неба
дав топорам и справа бить и слева
и обещали всё для обогрева
готовые низринуться во прах

7)КОМАР

Комар.
Сидел себе, сидел.
Смотрел на жизнь альфонсным взглядом.
Жалел бессмысленный удел
кровососущего отряда.
Хотелось ввысь, мечталось - в Кремль,
щеглом взлететь перед народом,
судачить вниз засим-затем
и подтираться небосводом.

Курить бамбук  по вечерам.
Лежать на печке, строя планы:
что к незамеченным мирам
слетятся наши дельтапланы.
Звездить то здесь, то там, та-там.
Ловить рассветы, жечь закаты.
Нести себя по городам
навеки избранным пернатым.

Но ведь комар всего двукрыл;
не сотен рук, не тысяч башен.
Его очаг - болотный ил.
А хоботок - не так уж страшен.

Ведь нет гармоний на Земле:
дворцы - царям, а не иначе.
__________________________
Комар сидел в своей траве.
И каждый знал: привурдалачен.

8) ЛЁД

Помнишь, милая, зимний вечер?
Лёд в бокале желтел Мадерой.
Мотыльками дрожали свечи,
отражаясь в кинжале верном.
 Сталь дамаском взывала к буре.
 Но глубокие капли яда
 на раскинутой партитуре
 жгли молчаньем.
              Казалось странным,
 что не мы леденели раньше,
а аккорды запали в ступор.
И бежали мы прочь от фальши,
каждый в свой обозримый угол.
И прощали себя, и мёрзли -
две дрожащие полутени.
Так, наверное, стынут слёзы
на песочных часах сомнений.


9)"СШИВАЮ ПАМЯТЬ. ПИСЬМО"


Привет! Зачем пишу тебе? как странно... Поверь - мне это, правда, нелегко. Наверное, о смерти думать рано, а может быть, она недалеко. Сочится память руслами извилин, как по весне извилистый ручей, и делает душе глубокий пилинг. Но я стараюсь всё до мелочей - всё то, что давит тяжестью на плечи, припомнить: даты, поводы, места. Сшиваю ткань, как будто станет легче, читаю с пожелтевшнго листа. Рассматриваю ветхие страницы прошедшего, как старое кино, хочу, но не могу остановиться, обрывки дней и лет сшивая, но

когда очнусь душою бестелесной в тумане запредельной пустоты, земная память станет бесполезной, я ничего не вспомню там, а ты... старайся выжить без меня, как сможешь, тебе придется, выбирайся сам. Пойми, я о тебе забуду тоже, и страх, и жалость - всё забуду там. Прольюсь весенней талою водицей, пробьюсь сквозь землю крохотным ростком, я только так смогу освободиться, не помня ни о чём и ни о ком.

Ну что ж, пока. Прочти, не унывая, ты всё бежишь, аминь, пусть будет так. Беги, покуда я ещё живая, и память мозг стирает, как наждак.


10)ДОМ НА СКАЛЕ

вглядись в эти серые стены безмолвной скалы -
такая рутина безликой и приторной жизни.
но вот мой приют... моя крепость - ничтожно малы
мои непомерные радости - времени слизни
плывут облаками с обглоданных листьев "вчера",
оставив мне только хорошее в памяти краткой -
ушло всё плохое, ссыпаясь, как пыль-мишура...
И в домик на скалах я часто срываюсь украдкой,
с кармических гонок сливаясь усталым ужом,
и прячусь в таинственной башне-часовне-вигваме
и чётки в руках нагревая уже и "ужо"
и тлею в какой-то бессовестно томной нирване
по камушку память свою
драгоценно


11)ЗИМА

А я гляну в окно, - там зима, и поникло солнце.
Горизонт подпирают дымки посиневших труб.
Пароходик скользит; уплывают на нём матросы, -
воробьишкам на зависть, мёрзнущим на ветру.

И  звенит тишина леденящим худым скитальцем.
Ах ты, рыбья душа, сколько можно перстом грозить!
Мне бы море надеть, мне бы юностью называться.
Мне бы стужу лизнуть, - пусть пристынет на миг язык.


12)ИЮНЬСКОЕ

не то чтобы лето, а так - уходи и не думай,
что скоро совсем никуда, но пока ещё в силе
держать своё сердце, фугасоподобную дуру,
в тепле и покое, в не знающей войн хиросиме.

ни меры, ни дна, ни понятия, кто здесь убийца,
а кто просто так, не на свой заглянул, видно, саммит.
поднявшись над всем провисающий воздух клубится,
потом, раздобрев, обернётся, как есть, небесами.

и ты обернись: вдруг забыл там неясное что-то -
а вспомнишь, не вздумай вернуться: оно уже вмято
в скалистые кряжи молчания или в пустоты
колючей гряды расставаний, прибитой к закатам.

коварный июнь в неизвестность, как в чудо, впрессован.
и выбрана форма участия в жизни, положим,
под цвет её глаз, той, которая нынче особо
предательски дарит тебе не себя, но похоже.

расстрелян туман из орудий подсевших позиций,
сверяется время с ударами жизни в литавры,
тушуется общее прочим, а мы очевидцы
всего, что случилось и что не случится представить.

навек  - понятые, на долгие годы хранимы
боями за память. хоть прямо сегодня - под титры.
июнь остаётся за старшего, прячет огниво.
на правду срывается ложь. и становится тихо.


13)БЕСШАБАШНЫЙ И ВЕСЁЛЫЙ

Пусть закружится от ветра
Лист осенний в ритме ретро.
Колера, оттенки, спектры
Навевают ностальжи.

Только мы грустить не станем,
А чуть-чуть похулиганим.
Я Людмиле, Тоне, Тане
Нынче голову вскружил.

Бесшабашный и весёлый,
Лихо лезу под подолы.
Юбки - кверху. Ноги - голы.
Вернисаж красивых ног.

И, сумняшеся ничтоже,
Засмущаюсь я, похоже,
Беспорядку на одёже.
Я - осенний ветерок...


14)СЕРЫЙ – ЦВЕТ НАДЕЖДЫ

                Но это у нашей зоны была серая форма.
                У большинства зэков – чёрная.
                Им-то на что надеяться? Разве только – на нас с вами.
                (И. Ратушинская*, «Серый — цвет надежды»)



Лёгкий дорожный паёк: полбуханки да сельдь –
Лёгкое тело и лёгкий мешок за плечами.
Хлеб – хорошо, а селёдку не стоит и есть:
Не принесут ни воды, ни, тем более, чая.

Серый рассвет по-предательски сводит с ума,
Нудно скребётся в окно надоедливой мышью.
Выпала доля такая: тюрьма и сума.
Всё, что имела – теперь в категории «бывший».

Ненависть – спутник плохой – выгораешь быстрей,
Зря переводишь кипением душу и силы.
Серые лица размножатся серостью дней,
Небо отсыплет последних щедрот на могилы…

********

Выжила – вырвала жизнь из застенков глухих –
Мир оказался не глух, открывая объятья.
Ей повезло, что любила людей и стихи
И что не чёрное – серое выдали платье.


15)ОСЕНЬ

Подъём к семи, выходим в восемь,
Бредём по улице печально.
Как не люблю я эту осень
В её наряде попугайном!

С её ветрами и туманом,
С тяжёлым, низким небосводом,
И с этим новым листопадом,
И с этим новым школьным годом.

В тетрадях множатся ошибки,
Дожди настукивают бойко,
И даже мамина улыбка
Грустнеет с каждой новой двойкой.

А мы приносим и приносим,
Хоть огорчаемся и сами.
Как не люблю я эту осень
С её дождливыми слезами!


16) „ЛИВАДИЯ“ 

Не без удобств умчало нас такси
в пространство, не заполненное ветром.
Балкон подруги с видом на Ай- Петри,
где вид не так бесплатен, как красив,
мелькнул за туей, тисом или кедром,
мол, нас такси везёт не по Руси...

беспечно так – в покое и любви…
в Ливадию, где белые палаты,
где прохлаждался род невиноватых,
на горы глядя, –  море визави,
где буду я туристом конопатым
далёкий миг истории ловить.

Здесь  держится героем кипарис,
и пахнет можжевельник слаще хвои
под солнцем огнедышащим. С тобою,
беспечно так … давай держать пари:
разглядывая царские обои,
мы отдохнём не хуже, чем цари.

Мы двинемся  сплотившейся толпой,
ступая на ковёр, паркет и гравий,
скосив глаза налево и направо.
Где чёла приклонялись у икон,
мелькнём на фоне старых фотографий
бездумно, беззаботно и легко.

И всюду только чистый белый свет,
но в памяти я после буду путать
киоски, сувениры, побрякушки,
цепочки, крестик, перстень и браслет,
и чёлн по воле волн… довольно утлый,
возникший, как рисунок на канве.

И что-то там на ниточке, смотри!
Искринки бус из розового кварца,
как память вечный камень, а не царство,
и в царстве том живущие цари.
Такой у мамы был… и затерялся.
Такой же точно ты мне подари…


17)ПРО ГОНДУРАС

Давай, браток, метнемся в Гондурас,
прикроем башни сморщенной соломой
и, положив на отчий алькатрас,
размякнем в ожидании истомы.

За бортом будет синь да благодать,
и тучки, уносящиеся в зиму.
А мы, шары залив по самый ять,
всхрапнем под аромат Карвуазьина.

И по прилету, зубы сполоснув
в бесплатном гондурасовском сортире,
поймаем птицу местную за клюв
и впарим ей, почем народ в Сибири.

Потом - в Copan, на майю поглазеть;
пожрать мошку на северо-востоке.
Ты знаешь, ведь у них такая медь,
что плакали родные бандерлоги?!

В Тегусигальпе куча площадей,
где безымянны звуки страдивари.
Там скучных доморощенных вождей
халдеями народ не называет.

Полны озёра неглистастых рыб.
Дожди не бьют осколками сосулек.
Весной дороги не ревут навзрыд,
неловко упомянутые всуе.

И кажется, что все у них не так;
не разобрать особенности разом.
Так может быть вдали от передряг
поймем, что гондурас не в Гондурасах?


18) ВЕРА

я тебе помогу воротиться из небытия,
потому что, разбившись о всполохи здравого смысла,
понимаю, что ты не вернёшься сама… ведь и я,
будто жрец до недавнего времени и судия,
верховодил огнями, за что отлучён был и выслан.

с характерным упрёком безадресным в небо взгляну,
обращусь независимо от… дай мне с миру по нитке,
вороти тот единственный свет, чтобы как в старину,
отойдя от угод и потачек себе самому,
мог свои сосчитать как чужие грехи и ошибки.

чтобы вдоволь на всех, а не так, чтоб один воровал,
а другие смотрели, и жизнь утекала безлика.   
чтобы, выйдя на шёлковый путь, сохранил караван,
на верблюжьих горбах в сотый раз оседлав перевал,
свой товар до кофейной крупы и листа базилика.               

я тебе помогу воротиться из небытия,
потому что гнедой коренник бил в сочельник копытом,
ровно в три в ту же ночь задымила свеча, ведь и я
проживал эту жизнь понемногу и, не вопия,               
чудодейственным образом знал, где собака зарыта.

там где солнце садилось, теперь почему-то полынь
проросла из песка, будто кто-то его унавозил.
окоём омертвелый, как выброшен из-под полы,
не видать ничего, хоть убейся, и нет детворы,
и дорога тиха, не дымит из-под зимних полозьев.

повернуло-то как… вот, что значит ходить вопреки,
не по ходу ходить, как учуяло детское сердце.
я тебе помогу воротиться, - возьми напрямки
через поле туда, где покуда горят огоньки,               
и узришь два перста на беспалой руке иноверца.

19) 25 КАДР

Тучи смяли неба простыню,
Солнце угодило в западню.
В садике, за столиком у сливы,
Двое говорили ни о чём,
Пили чай с топлёным молоком -
Даже ложки звякали счастливо.

А за ними, шторку приоткрыв,
Наблюдала женщина, забыв
На плите давно кипящий чайник,
Старость, постучавшуюся в дверь,
Слёзы от случившихся потерь -
Растворилась в радости случайной.

Ветер, облетая дерева,
Лист пожухлый с яблони сорвал,
Приподнял повыше, близоруко
Посмотрел, присвистнул и вздохнул,
Бережно отнёс его на стул -
Будто дань отдал былым заслугам.

А в траве на гладь и тишину
Шмель-трудяга натянул струну,
И самозабвенное жужжанье
Заплеталось в пение цикад,
В робкий недозрелый виноград,
В осени начальное дыханье.

20) ВО МНЕ ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ ЖИВУТ

Во мне четыре женщины живут:
Валькирия - раскосая, босая,
С извилистыми злыми волосами,
Похожими на  шевеленье змей,
Такую укрощать - напрасный труд,
Еще одна – царица, не иначе,
Исида, Клеопатра, предназначен
Ей трон по крови, - знает, перед ней
Велений ждут, колени преклоня,
На третьей вечно держится полмира,-
Хозяюшка, шумна и говорлива,
Ворчливо громыхает у плиты
И пестует, от горестей храня,
Шального конопатого бесенка,
Четвертую, - не женщину, девчонку
Совсем еще,- ну, эту знаешь ты...
Она дитя, творящее игру,
Она пискливо рожицы малюет
На стеклах запотевших, и горюет,
Взахлеб читая книжки про любовь...

Без тени промедления умрут,
Иль в ярости порвут, как собачонку,
Они кого угодно за девчонку,
Которая сейчас полна тобой,
Растрепанною рыжей головой
В твое плечо уткнулась простодушно,
Доверчива...И так тебе послушна...
И ты, боясь обидеть волшебство,
Не замечаешь за ее спиной
Настороженных фурий,молчаливо
Взирающих на вас...Прости, любимый,
Ты обо мне не знаешь ничего,

Во мне четыре
женщины
живут.
И эти трое -
точно
не уйдут.

21) АДЮЛЬТЕР

а ветер рвался, небо мглистое
цепляло брюхом тротуары.
как будто ветер перелистывал
наш адюльтер. ты под гитару
мне пела, кажется, из визбора
про белый снег на дальнем севере,
а ветер рвался и посвистывал,
как будто череп мне просверливал.

а ветер рвался, и мне помнится,
ты повторяла то и дело мне,   
что, дескать, быть моей любовницей
тебе порядком надоело-де,
и что пора уже опомниться,
пока себя не съела заживо.               
а ветер рвался и, как водится,
не разлучал, а привораживал. 
               
и были стены разрисованы,
поскольку свет то гас, то вспыхивал.
трамвай железными рессорами
постукивал и погромыхивал.
и мы с тобою оба сонные
под утро канули меж бликами.               
а ветер рвался и клаксонами
своими  то и дело вскрикивал.

а ветер рвался с силой губящей,
перемежая небо с гравием,
срывая с дней осенних рубище,
без исключения из правила.
прощаясь, несколько потупивши
свой взгляд остывший, неуверенно
сказала голосом вдруг умершим,
что обещали ветер северный,

а также - дождь, похолодание,
осадки в виде снега мокрого,
что муж уедет скоро в данию
на месяц или где-то около…
и посмотрела с некой тайною,
как будто выдала квитанцию.
а ветер выл, пробравшись в здание
и превратившись в вентиляцию,

метался пойманный, неистово
все этажи собой окатывал
и по-разбойничьи посвистывал,
и даже вроде похохатывал.

22) СТАРОСТЬ

Выцветут пряди, память просеет душу.
Перекипевшей осени солон свет.
Время, дорвавшись к телу, его иссушит,
тонкою станет кожа, и долгим – век.

И ощутишь, как вечность в тебя врастает:
бьется в гортани слово, крепчает смех –
так просолён – дышать бело-бело станет.
Это ноябрь. Ноябрь... ещё не смерть.


23) А МЫ СМЕЯЛИСЬ НАД ВОЛОДЬКОЙ…
 
Работники издательства "Жизнь Замечательных Людей" разыскали однокашника В.В.Путина по Высшей Школе КГБ. Вот его рассказ:

... А мы смеялись над Володькой.
Бывали редкие моменты,
Когда твердил он, выпив "сотку":
"Я точно буду президентом!"
 
"Каким-таким? Американским?
У них пока есть Джимми Картер.
Ну просто смех. Ухохотаться
Ты, Вов, им спутаешь все карты!"

Он был невзрачным, незаметным.
Не улыбнётся, не пошутит.
И в кулуарах комитетных
Его прозвали просто Путя.

Летело время "кагэбычно".
Как завещал великий Ленин,
Мы все учились на "отлично".
И, наконец, - распределенье.

Кто на собраниях рвал глотку -
Служить пошёл к парижам ближе.
А мы смеялись над Володькой,
Ведь в ГДР-то - непрестижно.

"Ну что, из грязи - прямо в "Штази"?
Ну, прям, - "Ошибка резидента"
А он шептал без всякой связи:
"Я точно буду президентом..."

Потом судьба нас разбросала.
Я слышал, в Питере наш Путя.
А я - в краю, где любят сало,
И где - вареники на блюде.

Смотрю я как-то телевизор.
"Фи-га-се... Это же - Володька!
Ну точно! Вот он - профиль крысий
И неуклюжая походка"

Потом сказал алкаш суровый:
"Я - ухожу. Устал чего-то".
И вот у нашего у Вовы
В столице новая работа.

К чему веду? Хохмить погодь-ка.
Ведь жизнь струится пёстрой лентой.
Мы не смеёмся над Володькой.
Грешно шутить над Президентом...

24) ДОЧКЕ

Что мне клады, золотые прииски,
Нефтяных магнатов миллионы?
Знаешь, как тихонько после выписки
Ты на шапке трогала помпоны?

Ранняя зима в снега укутала
Сонные кусты, деревья, крыши…
Серебрилось небо хрупким куполом,
Птичьими следами снег был вышит.

Ты спала... А в детской пахло свежестью,
Молоком, ромашкой и присыпкой.
Шумный мир казался нам нелепостью –
Радость золотой плескалась рыбкой.

И ночник, как робкий подосиновик,
В темноте маячил красной шляпкой…
Домовёнок в туфлях парусиновых
За тобой присматривал украдкой…

25)  А ОН ПРИШЁЛ

А Он – пришёл. Его никто не ждал.
Пришёл дождём, волнуясь, еле слышно.
Легко скатился по уснувшим крышам,
Читая путь по давешним следам.

На ощупь пробираясь в темноте
По тротуарам, вымоченным напрочь,
Искал приют – не насовсем бы, на ночь, –
Среди вокзалов, улиц и аптек.

Никто не ждал. И только ты ждала.
Промокший плащ остался на балконе.
А на комоде улыбался слоник,
И сторожили счастье зеркала.

26) ИЗУМРУДНЫЙ ГОРОД

не принимай близко к сердцу - подальше,
подальше,
девочка элли в замшевых мокасинах,
о милосердии не заикайся даже.

чем же ты пахнешь: деревом или бензином?
красною ртутью?
жёлтыми кирпичами?

помнишь, в канзасе как смерть на тебя косилась?
смерть всех подряд косила,
и ты кричала.

чем лучше пахнуть: деревом или бензином?
белой горячкой?
синим палёным светом?
замкнутым страхом?
будущей непогодой?
нет ураганов.
их не бывает.
это
просто твой выбор,
твой изумрудный город,
шаг через клетку в запертое джуманджи,
где пустота осваивает безземелье.

ты мне потом как-нибудь обо всём расскажешь:
как там забыли тебя,
забывая, пели,
как набивались камешки в твои мокасины,
хлопали двери, холод стоял румяный,
девочка элли, вскормленная бензином,
деревом и
летучими обезьянами.

27) КОНЦА СВЕТА НЕ БУДЕТ!

Чего вы в душу лезете с концом?
И ужасы пророчества смакуя,
С ним носитесь, как курица с яйцом?
Конца не будет! Почему? Да не хочу я!

Что быть Земле планетой мертвецов,
Зачем твердить, усиливая смуту?
Да я и так, без всяких там концов,
Могу дать дуба каждую минуту.

Мне пенсию назначат в этот год.
Готова я свернуть любому шею,
Кто скажет, что конец произойдет
И я ей насладиться не успею.

Да за нее я всех перегрызу!
Молчать Иуды! Дайте нам покоя.
Хорош пугать, хорош давить слезу.
Конец - концом, а пенсия – святое!

28) А ЕСЛИ ЗНАТЬ

А если знать, что будущего нет,
Что «завтра» не наступит, словно кто-то
С маниакальной страстью идиота
Для всех одновременно тушит свет…

А если наших «планов громадьё»
Бессмысленно? Уже мелькают титры
И рвется кинопленка… Блеском бритвы –
Мелькнет над нами смерти остриё.

И этот ежедневник на столе
С расписанными встречами, звонками,
И новомодный томик Мураками,
И кошка, задремавшая в тепле,

И недопитый чай. И черновик,
Исчерканный безбожно - рифмы, строчки… -
Всё кончится. Мир съежится. До точки.
А ты к нему почти уже привык…

29) МИМО ПИВНОГО ЛАРЬКА

Слякоть толкает на риск
Высушить мокрый асфальт.
Сбоку бредут фонари,
Скрипом тревожа февраль.

Мимо пивного ларька…
Может, зайду, может, нет…
Быстро пустеет бокал,
Скоро услышу: «Привет!»

Будут: вокзальный буфет
И незнакомый перрон,
И на груди амулет,
Только не крестик, а слон;

Путь через город пешком
И довоенная дверь,
Сахар небрежным куском -
Это Калинин, не Тверь.

Там и останусь на дни,
На месяца, на года…
Дважды в неделю звонить
И попадать не туда
Буду…
 
И только ларёк
Душу согреет, как встарь.
И побреду поперёк
Улиц,
Туда, где фонарь

На деревянной ноге
Светит последнюю ночь.
Это его апогей…
Что ж…
Попрощаюсь и прочь,

В слякоть, обратно, в шалман.
Здесь не Калинин, а Тверь…
Слон покидает карман…
Бедный серебряный зверь.


30) ОСЕНЬ

sestina

                "Скорей иссохнут все моря и реки,
                Чем в сердце Лауры растает лёд"
                Франческо Петрарка

Когда приходит предрассветный ветер
и на мгновенье, разорвав туманы,
всему земному открывает звёзды,
невольно я ловлю глазами небо
и пробегает  по губам  улыбка
воспоминаньем о минувшем солнце.

...Она стояла близкая, как солнце,
и платьицем играл проказник-ветер,
цвели ромашки, и её улыбка
звала в дорогу к счастью сквозь туманы
тревог, ещё не затянувших небо,
страстей, ещё далёких, словно звёзды.

Я знаю – всё пройдёт,  погаснут звёзды,
и, словно утомившись верой в солнце,
всё холодней предутреннее небо.
Зачем же, будто неуёмный ветер,
то плачу я,  то ухожу в туманы
тех грёз,  где лето и её улыбка?..

Ах, если б наяву её улыбка
слетела с тех высот, где только звёзды,
мне к сердцу, чей удел – одни туманы!..
Оно б зажглось, как маленькое солнце,
прогнав навек сомнений зябкий ветер
из глаз, чьи слёзы видит только небо.

Пока в глазах не покачнулось небо
и на губах не замерла улыбка,
умчи меня в её страну, о ветер!
Тому, чей разум выстудили звёзды,
пусть на прощанье улыбнётся солнце,
согрев в пути к покою, за туманы.

Но только безутешные туманы
и днём, и ночью  посылает небо.
Скорее в лёд преобразится солнце,
чем даст надежду горькая улыбка.
Вдвоём нас не увидят наши звёзды,
дыханья наши не смешает ветер.

Всё тише ветер,
всё плотней туманы, 
тускнеют звёзды
и не всходит в небо
её улыбка,
как живое солнце.