Стожар угадывался тенью,
наброшенной на плечи октябрю.
В безлунном свете следую виденью -
виденье то боготворю,
то обрекаю на сожженье.
Лиловый вереск мягок, как
руки прощальное пожатье,
как на виду полей несжатых
стога, как бабы в толстых платьях,
стоят на десяти руках.
Луной обманутый любовник -
весёлый сыч - прошёл вблизи:
его непрошенный визит
был мне ужасен, словно
в окне утопленник безмолвный.
И, притворившись мудрецом
с суровым ликом и распятьем,
я поднимал к огню лицо,
горели бабы в толстых платьях,
живому небу шля проклятья.