День был жёлт, и ты смеялась
голубому солнцу в небе.
Непонятное мечталось –
с лепестками и на стебле.
Это было несомненно
в откровении бесшумном:
мир мой необыкновенен,
если в нём любовь безумна!
И тогда я точно понял:
только тот бессмертным станет,
кто, в сомнениях и стоне,
свой покой навек оставит,
кто, назло плюющим в спину,
бросит дом, мечту и знамя,
чтобы сердце своё вынуть
и отдать его на память.
И особенное счастье,
если та, что дар твой примет,
посмеётся твоей страсти
и, конечно, не обнимет.
О, как жаждал я согреться,
как хотел я стать бессмертным,
чтоб избавить грудь от сердца
и заполнить её ветром!
Но сказал мне голос нежный:
"Брось лихое наважденье", -
и я принял, как и прежде,
всеблагое пораженье.