Я усвоил из тысяч прочитанных книг: тот, кто мешкает – жнет беду.
Манускриптов пергаментных ученик - я у страха на поводу.
Никаких остановок на сон/еду – я боюсь пропустить отмАх
и потом колею уже не найду и осяду как пыль в домах.
И останусь разводами в зеркалах, потускневших от тренья лиц,
и тенЯми в меблированных углах, воркованием карнизных птиц,
заоконными криками «марш домой» и хлопками дверей машин,
тайниками секретными в игровой
– и заначными – у больших
И листая гербарий иссохших страниц, загибая в закладки ночи,
я мечтательно видел грядущие дни, что сплетались из междустрочий,
и глаза закрывались под весом ресниц – будто смена в календаре,
как ньютоново яблоко падает вниз, дозревшее в октябре.
Никаких остановок на посмотреть – красот и чудес не счесть:
слишком близко сзади лязгает клеть, в себя предлагая сесть;
от плавильной печи затылок жжет - меня зазывает в сплав,
и медовые речи прохладой вод – плыви - предлагают,
вплавь.
Я усвоил прочно: промедлил – труп, и пока исключений нет,
пусть подошвы в клочья и в кровь сотру – но печатаю след во след.
Фолианты книг не скрепит раствор и не сложат из них дома:
в пипифакс, обёртками, на костёр
– и газетная - и тома.
Но, возможно, тот, кто пройдёт за мной, как по минному
- точно в след,
он быстрее усвоит секрет простой
– никаких остановок
нет