...а в больнице под утро такая тоска,
что больному, который проснулся,
показалось, что мозг задохнулся в тисках
снулых ламп, нитевидного пульса...
показалось, что по коридорам спешит,
заполняя собою пространство,
где висят усечённые конусы ширм
и халатов стерильное братство,
в этот час бесконечных предутренних смен,
чьи объятия необоримы,
предвкушение смерти...
и в этот момент
появляется врач Питиримов.
Питиримов возник. Питиримов пришёл.
Питиримов идёт, он спокоен.
Питиримов спокоен – и всё хорошо.
не хватает сиделок и коек,
не хватает всего, чего может хватать...
даже ангелы чувствуют зависть:
Питиримов грядёт, и бежит пустота
пред его неживыми глазами.
в обрамлении капельниц – сломанный стул.
переменного тока источник.
Питиримов приходит – и стены растут,
и на них распускаются почки...
расскажу тебе тайну: я тоже хочу
приобщиться невянущих истин,
даже если оккульт и религия – чушь,
а жилец обездвижен и стиснут...
помолюсь. позову его: доктор, пора!
отрешусь и покрепче зажмурюсь...
он ко мне подойдёт. отключит аппарат
и, бескровный, как стрелы Амура,
унесёт, воздевая – нежнее, чем мать, –
из пределов,
где враг Питиримов
белоснежным метёт, и бушует зима
над руинами Третьего Рима.