Детство мое прошло в недрах шкафа, среди пыльных книг и чужих историй - случалось, бывало, на дне батискафа спускаться на дно Средиземного моря, еще я летал на воздушном шаре, объехал весь мир за короткий срок, выискивал пару для каждой твари, недрогнувшим пальцем спускал курок, я был кораблем, на котором пираты сражались с детьми в далекой стране, я даже был Оле в чулках полосатых, который к ребятам приходит во сне... Я запоем читал, приближая себя к мечте, я дышал черной пылью свинцовых печатных слов...
Но из всех этих книг выбирал я обычно те, в которых писали про волшебство.
В которых ребята, чужие своим дворам, сбегали на поиски новых чудесных мест, потом, по карманам распихивая чудеса, спешили спасать белокурых своих принцесс, и к кроличьим норам, трамваям, шкафам, углам их за руку вел добродушный седой волшебник. В карманах его много всякого барахла, конфеты, машинки, и волшебства учебник, там леденцы и перчатки, волшебный алмаз, пыльца для полета и мантия-невидимка... Скольких ребят он за долгое время спас! Скольких снял с тоненькой, вечно тонувшей, льдинки! Много имен у него, много шляп, он меняет вид, где-то он старец, а где - охромевший черт, только на весь детский мир этот маг знаменит...
Тех, к кому он не пришел - йохохо! - за борт.
Мне уже тридцать три. Я убегал из дома четыре раза. Всякий раз возвращался к родной двери, даже ни разу не был потом наказан. Я его так и не встретил. Хотя и жду. Жду каждый день, ну когда же меня спасут? Где тот волшебник, что отведет беду, выведет к тайной дороге в густом лесу, даст мне спасти от пиратов девицу, и - после спасти пиратов от той девицы... Змейку из пламени взять рукавицами, после добыть для плюмажа перо жар-птицы, смех свой продать - в мои годы зачем мне смех? - с зонтиком вот полетать бы, конечно, хотелось...
Так и стою - контра мунди, один против всех, в осени мерзлой, промозглой и пожелтелой.
Я покупаю конфеты, кладу их в карман, есть забываю - мне нравиться их выбирать, кто-то игрушку-щенка уронил за диван, мне вот пришлось, запылившись, его поднимать, в шляпу осеннюю ветер воткнул мне перо, зонт я раскрасил под радугу сам - акварелью - так этой осенью меньше казалось серо, ну и я сам меньше вижусь унылою тенью. В парке под лавкой нашел пару ярких камней, и машинально засунул в передний карман, вечером сделал кулон - детский сон в янтаре! - и положил на столе, завтра мелкой соседке отдам. Книжка попалась - такая, что может миров целую сотню родить в человеке в один только миг! Как можно было ее на скамейке забыть? Плохо рассеянным быть, ну да я уж привык. Я раздаю все сокровища детям в своем дворе, лица сияют, летает их звонкий смех, как я завидую радостной детворе! К ним-то он ходит, Волшебник-один-на-всех...
Я задаю каждый день самый старый вопрос: "Ну почему он ко мне никогда не пришел?". Вроде как все: уши, волосы, глаза два, нос... Я без него - лишь набросанный карандашом детский портрет, неудавшийся сказки конец...
Передо мной на скамейке рыдает юнец. Старшие классы, нелепый портфель и очки... Словно и не замечает, что дождь проливной. Видно, со всех сторон получает тычки, ворон с седым опереньем, для них он чужой. Знаю таких, сам такой, раскрываю свой зонт, так и сидим, и молчим, пока дождь не утих, радуга перечертила собой горизонт, самое время, ему говорю, нам идти. Мне по делам, ну а ты возвращайся домой. Вот тебе камень - янтарь - сам вчера только сделал - возьми. Где бы ты ни был теперь - среди всех будешь свой. Только не хлопай уж больше родными дверьми. Он улыбается, да, говорит, никогда-никогда, понял, что дурень, да только что делать не знал.
Близко зима, холодает... Так будет всегда.
Осень - как красный сигнал.
А около дома, детской неровной рукой, белым мелом начертано крупно, как будто в газете:
"В доме вот этом, в квартире такой-то такой, добрый волшебник живет. Помогает. Проверено. Дети."