спасительных не имеет молитв, не имеет тех, кого винить,
не имея стен, имеет зеркала, где отражается пока одна.
она как-то отметила – одинокость оставляет отметины,
зарисовки серо-карандашные, и сделалось страшно ей
за носителя безликих полотен - их не десятки уже, не сотни,
впору в склады складировать. говорят, алкоголь нивелирует
любые рытвины любой души – она проверять не спешит,
зеркалу аутотрендит: в моём арсенале есть мощь да прыть,
не прихваченная кухонными рукавицами, девица я
спорая, а ромовой бабой мне позже быть. как бы.
господи, мама, она не ходок в костёлы, синагоги, храмы –
она верит в бога внутри: вот кто истые чудеса вершит!
вот кто спорит с ней, журит, правду бросает в лоб,
помногу кается, подолгу мается и рыдает взахлёб
на пару, пока она с пылу-жару строгает свои вирши.
тому не болит её немольба, того тяготит, что она
не умеет простить себя.