От соблазнов бетонного ада,
От дыхания гари и смрада,
От проспектов и улиц шумных
Я ушел в поздней осени сумрак,
В лес печальный, где с крон ветвистых
Опадали последние листья,
И в тумана завесах кисейных
Исчезали, роптать не смея.
Тлели тускло закатные свечи,
И такие повел я речи,
И такою молитвой безумной
Всколыхнул потаенный сумрак:
- Вразуми и помилуй, Отче!
Средь бессчисленных одиночеств,
Среди алчи, безверья, цинизма
Смысл утрачен дарованной жизни.
От бессилия сердце клокочет...
Отчего Ты безмолвствуешь, Отче?
Что ты ждешь от меня, что ты хочешь
Средь вселенских своих одиночеств?
Я просветы высматривал в небе
И Творца умолял: - я во склепе
Безрассудств своих и заблуждений,
Я мертвею в нем с каждым мгновеньем
В этом мире жестоком, порочном
Свет любви лишь в Тебе, сжалься, Отче!
Дай лишь знак, что в заоблачной дали
Тебе внятны земные печали...
Так, лицо запрокинув в небо,
Я молился, смешной и нелепый...
Первый снег падал, робкий и скудный,
На ресницы мои и на скулы,
Покрывая неспешно густою
Мою голову сединою,
Но ответа небес бесстрастных
Не дождался я, не дождался