"И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко.
Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще.
Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его.
Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.
Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами.
А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду".
(Апокалипсис Иоанна Богослова, гл.22:11-15)
...Опять обещали к вечеру в Москве "ледяной" дождь. Погода уже и сейчас никудышная - дождь с какой-то снежной крупкой и ветер пронизывающий. Пока муж паркует машину, бегу к дому. Ветер разматывает мой шарф и распахивает длинные полы пальто.
У подъезда вижу знакомый силуэт дяди Гриши - ветерана. Его так и зовут во дворе "дядь Гриша-ветеран" - он живет в соседнем доме, но двор у нас общий, так что его все знают и в нашем доме. Когда-то он приносил из своего гаража рюкзак поздних осенних яблок и угощал всех встречных знакомых. И сейчас, вспоминается душистая желтобокая антоновка и добрый дядьгришин басок: "Бери, дочк, бери, мне это в радость!" В радость ему было и поговорить о том - о сём ( человек он рассудительный) и угостить детишек конфетами, которые у него всегда находились в нужный момент в кармане. Те, кто посообразительнее, часто этим пользовались, а он благодушно смотрел и понимающе улыбался, никогда не отказывая.
Муж мой очень уважал его и называл всегда только по имени отчеству, при этом он часто подвозил дядю Гришу то в поликлинику, то к нам в храм, т.к. даже рюкзаки свои «яблочные» дядь Гриша носил, опираясь на палочку, а позже и на костылик. Сейчас он стоял у моего подъезда, опираясь на два костыля, к одному была привязана пустая тряпичная авоська, флагом развевающаяся на ветру. Сердце сжалось от жалости, я побежала его догонять…
… С дядей Гришей пару лет тому назад произошла странная и страшная история. Жил он один в однокомнатной квартире. Наблюдался в нашей районной поликлинике и в госпитале ветеранов войны. Вырастил детей и внуков, но они как-то про него забыли со временем или привыкли к его самостоятельности. Словом, прописан в квартире он был один, что и послужило прологом к той трагической истории…
Как-то он пришел к нам домой, что само по себе было удивительно – он никогда не был у нас, значит его что-то серьезное привело.
- Как же вы нашли нас, Григорий Я….вич?
- Да уж нашел, а что сложного – спросил, где тут священник живет, сразу и подсказали.
Вид у дяди Гриши был встревоженный и жалкий – руки тряслись и время от времени рот слегка перекашивало, и он все время оглядывался на лифт и прислушивался к шагам на лестнице Уж не запил ли дядя Гриша? Но все во дворе знали, что такого за ним никогда не водилось… Надо сказать, что дядя Гриша жил в пятиэтажке и подняться на лифте на двенадцатый этаж было для него почти подвигом . Мы много раз приглашали его в гости, но он панически боялся замкнутого пространства лифта – когда-то его засыпало в окопе…
- Батюшка, с просьбой я пришел к вам великой , т.к. никому больше не верю, а вас я, думаю, хорошо знаю. Вы мне часто и много помогали, не откажите и теперь, Христом Богом молю! А просьба моя такая: не могли бы вы или кто из ваших близких прописаться у меня в квартире?
- ?! Да что же стряслось у вас, Григорий Я…..вич? Просьба ваша странная, право слово…
…И дядя Гриша начал рассказывать. К нему, как к ветерану, прикрепили социального работника. Женщина была тихая, спокойная и исполнительная – продукты и лекарства приносила безотказно и к врачу записывала, когда надо было. Дядя Гриша не часто пользовался ее услугами – предпочитал, пока здоровье позволяло, сам все делать. Но случалось и поболеть – то давление, то ранения уложат в постель… Однажды женщина куда-то пропала, а вместо нее в дверь постучался незнакомый мужчина, представившийся социальным работником (он и свидетельство показал), а для «достоверности и милиционера прихватил», как он выразился.
Дяде Грише – человеку законопослушному, и в голову не пришло сопротивляться появлению представителя власти в своей квартире. Но разговор сразу пошел как-то не так. Гости посочувствовали его одиночеству, порасспросили про детей-внуков. Дядя Гриша только отмахнулся: «Я им не нужен, пьют, им только квартира моя нужна, а я пока им ее еще не подписал, пропьют вместе со мной»
После этих его откровений гости сразу оживились и стали сочувственно кивать и говорить о том, что у них есть выход из этого тяжелого положения, которое они часто наблюдают у «заслуженных пенсионеров и ветеранов», имеющих равнодушных и невнимательных родственников.
А предложили они ему оформить квартиру на одного из них – и «достойный уход и надзор» за ним (не то что у недостойных родных!) будет дяде Грише обеспечен, что и продлит годы его жизни.
Дядя Гриша оторопел и стал подозревать что-то неладное. Но природная смекалка и фронтовое прошлое подсказали ему прикинуться непонимающим дурачком… и это на тот момент спасло его. Гости просили ПОДУМАТЬ и с тем и ушли… Но скоро их посещения стали слишком частыми, а разговор однообразным и все на ту же тему – переписать квартиру… В конце концов дядя Гриша перестал им открывать дверь. Но не тут-то было. Посыпались угрозы. Дверь пытались поджечь, замки ломали. В милицию дядя Гриша боялся обращаться, т.к. она же к нему и являлась в лице ушлого милиционера. Какое-то время он жил старыми запасами, что-то ему приносили иногда соседи. Но нервное напряжение доконало его: у дяди Гриши приключился гипертонический криз. Соседи вызвали скорую. Ему что-то вкололи, а когда он успокоился (дядя Гриша пытался пересказать врачу, какая беда его уложила), повезли в Госпиталь ветеранов войны, где он и должен был находиться по своим заслугам… И хоть дядя Гриша отказывался ложиться в больницу, врач сказал, что может парализовать и надо пройти срочное обследование, а потом его сразу же привезут обратно…
… Очнулся дядя Гриша от нестерпимой головной боли и желания посетить одну кабинку, которое ему диктовал его простатит… Но не тут-то было – он не мог встать с ложа (т.к. вместо кровати он лежал на какой-то тачке на колесиках, да, к тому же был привязан медицинскими бинтами). Он поспешил себя успокоить: мест в госпитале не нашлось, вот и положили пока на каталку, а бинты – чтобы не упал с нее и не поранился… но почему тогда нет постельного белья, а только клеенка истертая? Но если дядя Гриша еще мог рассуждать и терпеть, то его застарелый простатит уже
нет. Угроза лежать не только на клеенке, но и в луже заставила его подать голос. Но из темноты (а было темно, крошечное окошко почему-то было очень высоко и заколочено досками(?!)
- Не кричи, не поможет! – раздался из темноты слабый старческий голос – не то мужской, не то женский, - только хуже будет, еще и побьют!
- Это в госпитале ветеранов войны побьют ветерана?! – грозно произнес дядя Гриша и осёкся – он уже пригляделся к полумраку ….
- Ну, что все понял про госпиталь? Мы все сюда также попали – «на обследование». В узкой и холодной комнате почти не было свободного места – на каталках и старых кроватях - лежали люди – старики и старухи…
Сумев отвязаться (как-никак бывший разведчик на передовой), дядя Гриша, ринулся к двери и стал в нее барабанить, дверь была обита металлом. Но вскоре из-за нее донесся злобный голос: «Чего стучишь, сейчас придут и тебя успокоят!» Дядя Гриша взмолился: «Господи! Помоги мне! Верую!» «Молись-не молись, не поможет. Пока бумаги не подпишешь, не пустят даже в туалет!» - сказал тот же не то мужской, не то женский голос из глубины комнаты заточения.
- А подпишешь, считай, отмучился – долго жить не будешь.
…Ну уж нет! Дядя Гриша перед фашистами не трусил, а здесь перед этими подонками! И так, молясь и негодуя, дядя Гриша добился того, что злобная старуха за дверью согласилась дать ему «бутылку или баночку помочиться, ведь я за вас воевал!» А дальше бывшему разведчику оставалось только откинуть ее в сторону и найти выход. Забежав в туалет, он раздвинул прутья решетки (и откуда сила взялась?) и выбрался из подземелья. Босиком по лужам, опираясь на сломанную палку, он блуждал, прячась от автомобилей, по улицам, пока не понял, что он находится в центре Москвы, но в квартале никто не живет - эти памятники архитектуры с легкой руки мэра Лужкова были обречены на снос, о чем свидетельствовали многочисленные котлованы …
- Вот кто будет лежать в фундаменте новых лужковских домов, - подумал дядя Гриша, - ветераны и заслуженные и незаслуженные пенсионеры! И никто и проверять не станет! – обдало его ледяным холодом...
Он все-таки добрался до дома – без своей палки и костылика . Но увидел, что в его квартире кто-то уже наводил порядок – кое-что было выброшено или вынесено. Дядя Гриша вызвал внука, который хоть и пил, да травку покуривал, но еще не до конца пропил совесть. Вставили новую дверь, поменяли замки. Но угрозы продолжались. А внук поведал, что дочь Григория Я…ича «спит и видит, когда унаследует квартиру, особенно сейчас, когда за неуплату ей отключили телефон и электричество».
Вот с этой болью и тайной надеждой дядя Гриша пришел к нам тогда. Муж мой очень обеспокоился историей дяди Гриши, но отказал ему в его просьбе с квартирой, пообещав теперь же связаться со знакомыми военными, которые могут обеспечить его безопасность. А также прислать кого-то из наших проверенных прихожан для помощи по дому. Мы предложили Григорию Я…чу заночевать у нас, но он попросил проводить его до квартиры и все переживал, что уронил и не донес до нас торт, на остатки которого, дружно поедаемые воробьями, он указал во дворе мужу…
…То ли благодаря звонкам моего мужа своим знакомым, то ли по милости судьбы (но ведь молитва священника чего-нибудь да стоит?), но дядю Гришу оставили в покое… От услуг церкви он вскоре отказался, и мы иногда встречались с ним, когда он бывал на прогулке. Он ходил теперь со слуховым аппаратом. А через некоторое время как-то замкнулся и быстро завершал разговоры по телефону. Возможно, это было связано с его слуховым аппаратом, о чем он сказать стеснялся, но муж мой деликатно решил не навязываться дяде Грише, пообещав всяческую помощь при первом же его звонке…
И вот - эта встреча у подъезда. Дядя Гриша страдальчески смотрел на меня, а по лицу его стекали ручейки то ли дождя, то ли слёз: « Дочк, обидно, обидно! Я уууупал на остановке, а никто, никто не подошел – все думали я пьяный! Я – пьяный, а я не пил никогда, в разведке нельзя… Никому не нужен, никому! И зачем меня тогда откопали из окопа? Зачем? Чтобы я все это пережил?» - дядя Гриша уже как-будто и не мне это говорил… «А что пьяный, разве не человек? А замерзнет? разве не жалко?»
Я пыталась утешить дядю Гришу и предложила ему помочь… На какое-то время его затуманенный взгляд прояснился: « Дочк! Ступай, иди... никому не верю! Никому не верю! Обидно!» - зарыдал он и, тяжело опираясь на костыли, пошел в сторону магазина, а матерчатая сумка, намокшая от дождя, уже совсем не напоминала полотнище флага…