Из некого подпространства прострации
Гамлет вызывает по рации друга Горацио,
Но в эфире помехи.
«Тополь, прием, я пепел…
Я бы вернулся, если б ты меня встретил.
Я стал еще более светел,
чем мой костер на помосте,
перейдя из реальности
на театра подмостки.
Теперь для большинства
я в роли божества.
Как будто не было кровавого родства,
как будто не было грехов отца
и преступлений,
как будто не рвалась цепочка поколений!
Ведь был бы он в раю,
бродил бы Эльсинором,
моля об отмщении скором?!
И до сих пор укором
мне судьба твоя, Офелия,
Есть множество вещей,
в которые не верил я.
Не свадебный венец дадут,
венец предателя.
Ведь ты меня любила, да?
А я тебя?
Но у создателя
для нас свои найдутся планы,
где смерть –
лишь атрибут хорошей драмы,
любовь –
лишь способ украшения сюжета,
размах которого зависит от бюджета.
И все на этом.
Но можно жить в тени,
а можно с тенью,
лежать в золе
и прорасти наверх растеньем –
цветущей сливой
или диким аконитом.
Я выбрал – быть…
и был убитым.
Живым не спрятаться за плиты
раньше, чем умрут.
Лишь Гильденстерн и Розенкранц еще плывут.
А впереди их ждет
туманность Альбиона.
Конечность всех путей – есть аксиома
Нежданность грома –
не оправдание глухим.
Тому, кто тонет
уже не важно быть сухим.
Своя есть Англия у каждого из нас.
И эта Англия
в конце любой из трасс.»
А Гамлет все вызывает по рации друга Горацио,
сменяются короны на советы и федерации,
но в ответ лишь помехи ревут.
А Гильденстерн и Розенкранц еще плывут.