ТЮРЬМА
Изломан весь, и всё-таки не сломлен,
наотмашь бит, и всё-таки стою…
Не выстругать проворное весло мне,
не выстроить мне ходкою ладью.
Не выплыть, громыхая цепью ржавой,
на стрежень, уходя наверняка
из крепости, особою державной
воздвигнутой когда-то на века…
Тут мрак и смрад.
В зашоренные окна,
как жесть резная, сыплется листва
и коченеет солнечная охра,
не здесь, а там безоблачно ясна.
Как закрутилась жизнь витиевато:
намучишься, распутывать начни…
И лампочка глядит подслеповато,
как волчий зрак, затерянный в ночи.
Ей всё равно, какие бродят страсти
в юдоли этой, что на всех одна.
И, словно пайку, рвёт тоску на части
озлобленная трезвая братва.
Кого-то бьют приветливо и тихо,
кого-то раздевают донага.
Взаправду, нет ли – разбери поди-ка,
взахлеб валяет кто-то дурака…
В бессонном ожидании этапа
уймется вряд ли эта кутерьма.
Как будто обретенная Итака,
сулит забвенье старая тюрьма.
Скрипя замками муторно и ржаво,
на вскрике ли, на взмахе ли замрёт,
и просветлённый голос Окуджавы
с недальних улиц
к небу позовёт…
Она за всё сполна сегодня платит,
как ливень полосатая притом,
смеётся и, затравленная, плачет
и бьётся головою о бетон…
1976