1.
«Душа распадается на семь отдельных цветов.»
В. Кривулин, «Ангел радуги»
Спит снежный город, миражи,
в которых каждая снежинка лжи –
со временем растающая Леда,
застывший лебедь, ледяная жизнь
под скорлупою треснувшего неба,
нежнейший пух, и хрупкие, как вши,
строители хрустальных ширм
и шпилей, рвущих волокнистый невод.
Желток Луны впитавшая Елена
в полупрозрачном пеплосе из пены
разрушит эти стены изнутри,
и свет, блуждавший в царстве призм,
найдёт все семь дорог из плена.
2.
Под меркнущим снегом – хрупкий Лакедемон
с дорическими сосульками, прозрачный храм –
здание почты, сюда принесут письмо.
Елена пускает кораблики по ручьям,
куда они уплывут, не знает пока никто.
Дни – как цветы из одного венка,
нимфы завидуют радости вешних вод,
молнии Зевса страшные, но пока
в Спарте работает верный громоотвод,
не упадёт с волос ни лепестка.
В амфоре ночи странствуют голоса
армии капель, дождик всё льёт и льёт,
может, бредёт (с чем, он не знает сам)
за облаками созвездие «Почтальон»,
выплакав дочерна ласковые глаза.
3.
Спелая Троя завёрнута в жёлтый лист,
тонут в пронзительно синих глазах Земли
армии Спарты, и пьёт молодой Парис
в крохотной кухне из чаши вечернего зноя.
Тёмными створками обнял Елену лифт,
многоквартирное море с нейлоном грив,
август, стучащий сердцами созревших слив –
старый Приам на своём золочёном троне.
Ищет слепой Гомер, что принёс прилив,
строки гекзаметром веточкой начертив,
зная, пусть даже прибой ревнив,
буквы из тел песчинок волна не тронет.
4.
Город, ставший письмом, запечатанным в иней конверта,
строки улиц и буквы бесчисленных лиц.
Менелай – жёлтый тополь – с приливами ветра
отправляет в стеклянный мираж корабли,
кухня – кафельный храм череды поколений,
подуставший от частых забот и молитв,
на окне спит фиалка с глазами Елены
и корнями, пронзившими горстку спартанской земли.
Серебристые вилки и ложки ушли,
как улитки, оставив на скатерти слизь,
и над выбранным в жертву Парисом склоняются стены,
будто знают: ахейцы войдут непременно,
и смеётся в утробе дождей хитроумный Улисс.
2011-2012