Зрасвуй, сын,
Какой ни есть – сыночек!
Шлю, сокол мой,
тебе я письмецо.
Ты уж не брани
меня за почерк:
грамотейка – не мое лицо.
Я стара.
Отец ужеть недюжий.
Ползуть в избенку
малые рубли.
И снега
богатые навьюжены –
зову чужих сынов,
чтоб отгребли.
Изба, и та, бедняга,
еле дышить.
К окошку попримерзли
хворые цветы…
Ай, сынок-сынок,
ты слышишь, слышишь?
Куды ж вы разлетелись
все, куды?
Говорять,
тут баить вся деревня:
ты хош каким-то
грамотеем стать.
Почти не ешь
и дюже мало дремлешь,
И против Бога
стал стишки складать.
Ой, сынок-сынок,
Господь с тобою!
Закинь ты
енту бесову игру.
Не волочись
с дырявою сумою,
а ворочайсь в родимую дыру.
Мы тут тобе
невесту заприметим,
в конторке место подберем…
Ворочайсь скорей,
наш блудный ветер!
Целуем крепко.
Дюже ждем.
***
Земной поклон –
Тебе, мамань-старушка!
Сыновний поцелуй –
родная мать!
Я знаю,
Истощалась уж избушка,
И некому
В хозяйстве подсоблять…
Но ведь мы,
Птенцы, непостоянны:
Взмах крылом -
И разлетелись
кто куда.
Нас манят Афродины,
влекут Анны,
Зазывают океаны, города…
Вот так и я,
Лишь чуть окрепший
сокол,
Твой блудный ветер,
С детства – на лету.
Вперившись взором
жадным
В стекла окон,
Какие-то стишки
Я под Есенина плету.
Но вот плету, кажись,
Еще чертово:
Пока не в каждой строчке
есть моя душа.
Ну, как будто
в огороде и корова,
А выйду выгнать –
Нет тут ни шиша…
Но я еще вернусь
к твоим морщинам,
Когда устану
от дорог и строк.
Я ворочусь
к домашнему камину…
А пока прости:
Я – «блудный
твой сынок».