Недавно решил я поговорить о некоторых феноменах песенной поэзии.
http://www.stihi.ru/2012/10/31/7481
Неожиданно для меня это суховатое литературоведческое эссе, построенное на истории рождения и выживания незатейливой песенки «Шоферша», получило очень живые и интересные на мой взгляд отклики.
Вот лишь некоторые из них:
Турунтай (со ссылкой на известного барда и теоретика авторской песни Александра Мирзаяна):
«Песня - это дописьменная и допечатная форма "печати", "трансляции" и памяти (т.е. хранения). Секрет этих возможностей у данной формы искусства очевидно в том, что песня - это возможность говорения (и думанья) одновременно несколькими текстами: поэтическим, музыкальным и интонационным (эмоциональным). Это одновременное обращение к нескольким каналам восприятия, причем в очень органичной, соприродной человеку форме. И взаимодействие этих текстов помогает воспринять и усвоить всю полноту информации. Это значит, что
помимо усвоения языка, песня дает возможность непосредственного усвоения эмоционального, переживательного опыта, опыта состояния, культуру чувств, т.е. как бы сам жизненный опыт. Песня - самая активная и убедительная форма переживания, обращения в свое состояние, в свои чувства, в свой язык, в свою веру. Не случайно у всех народов мира религиозные службы построены на песнопениях».
Геннадий Болтунов:
«В словах с музыкой есть удивительная особенность, превращаясь в песню стихи иных "трудночитаемых" поэтов становятся вдруг услышанными. К примеру так произошло с некоторыми стихами Юрия Кузнецова».
Михаил Дарский:
«Восприятие стихов "на слух" - как в певческом, так и чтецком исполнении различаются в главенстве мелодии, либо слова. Как говорится, "для ума или сердца" (банальность?), но что первым реагирует? В моем представлении - ведущая роль у мелодии. Она запоминается прежде всего и живёт дольше изначального текста. Сколько мы знаем извечно популярных мелодий, в которые встраивлись самые различные тексты (от романтических до похабных)».
Михаил Галин:
«Не секрет, что информационно акустический канал беднее, чем оптический (поуже «полоса пропускания»). Почему же стих плюс мелодия – больше чем стих?
Как известно, музыку воспринимают и животные (собаки, например, подвывают) и даже, говорят, растения. Т.е. звук мы воспринимаем непосредственно, без включения процесса мышления. В некотором смысле, телепатически. Многие любят напевать («мычать») мелодии без слов. Поэтому музыка - дополнительный информационный канал к визуальному – продлевает жизнь стихотворения»
Такой интерес к секретам так называемой саунд-поэзии (звуковой, поющейся или передающейся изустно, без участия письменных текстов), сподвиг меня продолжить тему.
Логично было бы изначально оттолкнуться (еще до разговора о "Шоферше") от «Иллиады» Гомера, написанной как минимум в VI веке до нашей эры (а то и раньше). Ведь считается, что это эпическое произведение создано слепцом Гомером без записи (то есть в уме) и долгие годы (века) передавалось из уст в уста, пока наконец не попало на бумагу (пергамент).
Но, если честно, я эту легенду воспринимаю с большим скепсисом. Трудно поверить, что Гомер (даже безоговорочно признавая его гением), мог сочинить и «вылизать» практически до идеала этакую словесную глыбищу (почти 16 000 строк гекзаметром). Но, даже если допустить, что все так и было, придется поверить еще и в то, что особой организацией ума обладали вообще все древние греки, слету запоминавшие длиннющую Иллиаду на слух и в течение долгих веков передававшие текст от сказителя к сказителю без особых потерь.
Сами сказители (они тогда назывались аэдами) списывали все на божественные свойства гекзаметра. Считалось, что этот стихотворный размер придумал сам Аполлон, и строка с такой ритмикой (нынешние теоретики стихосложения называют это шестистопным дактилем) обладает особым мнемоническим свойством, облегчая запоминание.
Язык, безусловно, формирует и определяет мышление. И, приходится допустить, что определяет даже в большей степени, чем мы предполагаем. Возможно, древнегреческий язык как-то особенно благотворно влиял на умственные способности (не потому ли Древняя Греция породила так много мудрецов?). По крайней мере мне, с моим русским (не самым простым, кстати, языком) строки гекзаметра не просто не хотят запоминаться, они вызывают внутреннее отторжение уже при попытке прочтения. Именно поэтому, прочитав единожды «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына\Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал», я не смог заставить себя осилить дальнейшее. Увы, мнемонические способности древних греков мне не были дадены природой.
Уверен, что дальше «Гнев, о богиня» не пошли и миллионы других русскоязычных читателей. Так что мои познания о знаменитой Иллиаде (увы) складывались в основном из фильмов и изложений этого литературного монумента другими. Например, известный знаток Гомера профессор Александр Портнов, принося мне в редакцию статьи о «великом слепце», активно пытался заинтересовать меня тайнами Иллиады, убеждая, что это воистину бесценная кладезь знаний о древнем мире. Вот, к примеру, считается, что первый спирт получили арабы в VII веке (по другим данным – это сделали итальянские алхимики в ХI веке). Но в «Одиссее» можно найти совсем другую информацию. Когда Одиссей попал в пещеру к Циклопу, он решил споить великана:
«Выпей, Циклоп, золотого вина, человечьим насытясь мясом; Узнаешь, какой драгоценный напиток на нашем был корабле; Для тебя я его сохранил, уповая…».
Могучий, но бесхитростный одноглазый гигант поддался на уговоры Одиссея. И…
«...Стало шуметь огневое вино в голове людоеда.\ Тут повалился он навзничь,
совсем опьянелый; и набок\ Свисла могучая шея…\
- Это каким таким удивительным по крепости вином Одиссей опоил великана?– вопрошал меня Портнов. Ведь греки постоянно пили сухое виноградное вино крепостью 8-10 градусов без особого вреда для себя (впрочем, обычно разбавляя его водой). Циклоп, как видно из текстов поэмы, тоже умел готовить виноградное вино и постоянно его употреблял.
Гомер достаточно подробно рассказывает о необычном вине, которым опоили Полифема: Одиссей захватил его на обратном пути из Трои – при разграблении города Исмар, в котором обитали киконы, фракийское племя, предки славян и скифов. Вино подарил Одиссею Марон – сын Еванфеев, жрец разрушенного города – в благодарность за то, что его дом греки пощадили при грабеже. Напиток был необычным – не слабым, сухим и кислым, а, как рассказывает Гомер: «...крепким, божественно-сладким, огневым, искрометным, золотым и медвяным», причем «...нацедивши в чашу с вином в двадцать раз боле воды – запах из чаши был несказанный: никто тут не мог от питья воздержаться».
Портнов делает вывод: «Огневой, искрометный, золотой и медвяный – эти эпитеты подсказывают, что предки славян и скифов, еще до нашей эры могли готовить самогонку из меда. А так как крепость и запах этой «огневой и искрометной» горилки не терялись даже при двадцатикратном разбавлении, то ее крепость должна была быть не менее 70 градусов. Для предков славян – в самый раз. А вот привыкшего к сухому винцу греческого Циклопа вполне могла свалить с ног.
Если вы этого не знали, значит и вы (как и я) вряд ли дочитали Гомера до этого места и, тем более, не помните его наизусть. Так что "Иллиада" – не лучший пример для разговора о саунд-поэзии. Тот же Портнов, кстати, отрицает слепоту Гомера. В его текстах слишком много «цветовых» эпитетов для незрячего. У каждого героя – свой цветовой маркер: Зевс – чернобровый, Афина – светлоокая, царь Менелай – светловласый, великий воин Ахилл – русокудрый, красавица Хрисеида – черноокая… Поражает и точность цветовых характеристик металлов: олово – белое, медь – багряная, а вот железо... Знаете ли вы, какой цвет имеет железо? Современные технические справочники скупо сообщают, что у железа цвет… железно-серый. Ну, не нашлось у металловедов подходящих слов. А вот Гомер дал идеальное определение: в его поэмах железо – седое. Чтобы так сказать – не только поэтический дар надо иметь, надо видеть железо (и не раз) в самых разных его воплощениях.
И не только Портнов, уже многие специалисты сходятся в том, что Гомер видел не хуже нас с вами, что его слепота – лишь легенда, поэтическая метафора (ну, как же, слепой, а прозревал более иных!). И потому, скорее всего, писал он все же свои произведения, как и прочие современные ему собратья «по перу», не в уме, а на «материальном носителе». Вот и в сохранившихся записках древнегреческого философа Плутарха говорится, что Александр Македонский во всех походах не расставался с текстом (!) «Иллиады», называя поэму своей величайшей драгоценностью. Значит, как минимум, при Македонском письменный текст уже был – а это III век до н.э.
Нет, вокруг масштабной Иллиады слишком много спорного и неоднозначного (лично для меня), чтобы на ее примере рассуждать о возможностях саунд-поэзии. Возьмем пример попроще, тем более, что он, на мой взгляд, имеет к Иллиаде самое непосредственное отношение. Не знаю уж, кто и когда так замечательно адаптировал приключения Одиссея, перевел его встречи с разными чудовищами из разряда «18+» в разряд «5+», уложив всю эпопею в четыре коротких строки… Но сделано это, на мой взгляд, не меньшим гением, чем сам мэтр-Гомер. Вот эти нетленные, полные драматизма (я почти не шучу) строки: «Ехал грека через реку, \Видит грека в реке рак.\Сунул грека руку в реку,\Рак за руку греку цап».
Воистину, краткость - сестра таланта. Для малышей этот маленький катрен не менее насыщен неведомыми опасностями, романтикой и приключениями, чем для взрослых сцена схватки Одиссея со Скиллой и Харибдой да и вся одиссея вместе взятая. И при этом, я уверен, все без исключения (по крайней мере в России) с детства знают и помнят приключения этого «Греки» наизусть (в отличие от Гомеровского текста).
Литературоведы относят «Греку» к считалочкам. Это типичный образчик изустной поэзии, передающийся от человека к человеку «на слух» без материальных носителей. И, утверждают специалисты, возникли такие считалочки задолго до Гомера. Якобы еще в дикие и первобытные времена люди использовали такие считалочки (цитата) «чтобы распределять работу, например, роли перед охотой».
Впервые считалочки были зафиксированы бумагой лишь в 1837 году в сборнике И. Сахарова «Сказания русского народа». Сегодня уже есть десятки исследовательских книг с записями считалочек. Но дети (нынешние «носители») этих книг, естественно, не читают. Считалочные саунд-куплеты и сегодня продолжают распространяться только изустно.
В отличие от длинной и тяжелой строки Иллиады (я понимаю, что на древнегреческом это могло звучать иначе и опираюсь во мнении только на существующие переводы), наш «Грека» написан (как определяют теоретики стихосложения)четырехстопным хореем, когда ударение в каждой из четырех стоп падает на ее начало, на первый слог. По сути, это наш "русский гекзаметр", укороченный до четырех стоп. Это действительно легко запоминающийся ритм и размер. Тем более, что каждую четырехстопную строку легко можно мысленно разбить еще на две, что облегчает восприятие и запоминание.
Строка "Ехал грека через реку" вполне может выглядеть и так:
Ехал грека
Через реку.
Видит грека
В реке рак...
И даже так:
Ехал
Грека
Через
Реку
Четкий, равномерный ритм надежно вбивает слова в память как гвозди - с одного удара (прослушивания).
Кстати, зная простые правила арифметики, считалочку легко использовать в корыстных целях. Четыре строки по четыре стопы – шестнадцать. Помня это (и зная число участников - учитывая, четное или нечетное их количество), считающий уже заранее может сказать на кого упадет выбор. Не поэтому ли даже считалочки, где количество слов в строке бывает и более четырех, и естественные ударения падают не на начала слов, тем ни менее читаются именно на четыре счета и ударяя первые слога. Скажем, «раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять» (несмотря на пять слов в первой строке!) тоже произносится четырехстопным хореем. Выглядит это так: «рАздва-трИче-тЫре-пЯть, вЫшел-зАйчик-пОгу-лЯть».
Один из секретов четырехстопного хорея состоит в том, что он похож на вешалку, которую, по утверждению модельеров, легче всего задрапировать в любой наряд. Еще и потому (кроме хороших мнемонических свойств) четырехстопный хорей часто используют для создания песен. Казалось бы - размер должен заковывать, ограничивать возможности. Что серьезного можно написать на размер считалочки? Ну, еще одну считалочку. Но, нет, не устаю повторять, что стихотворный размер – лишь сосуд, в который могут быть налиты самые разные напитки - и родниковая вода, и уксус и изысканное вино. Широкий диапазон возможностей внешне непритязательного четырехстопного хорея - самое яркое тому подтверждение.
Вот лишь несколько песенных примеров на этот размер:
А.Пушкин:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя..
http://www.youtube.com/watch?v=G9Eykq-VBNc
Песня Д. Садовникова (1890-е годы) , ставшая в России одной из любимых застольных:
Из-за острова на стрежень ,
На простор речной волны...
Здесь ее можно обновить в памяти:
http://www.youtube.com/watch?v=WnMbsUOIgeQ
Стихотворение Б.Пастернака:
«Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один...…»
http://www.youtube.com/watch?v=if5YSXrHP3s
Судите сами: это ведь совершенно разные по качеству напитки, налитые в «сосуд» четырехстопного хорея. Разная мелодика, энергетика, поэтика... Хорей (сосуд) не навязывает какой-то определенный вкус напитку (тексту), лишь обрамляет и не дает ему растечься по скатерти, помогая словам лучше запоминаться.
Простота ритма, не отвлекающая от смысла и одновременно усиливающая мнемонический эффект, сделала четырехстопный хорей одним из самых популярных размеров для саунд-поэзии. Число текстов, написанных на размер «Греки», врядли возможно сосчитать. Вы сами можете легко добавить что-то к этому списку:
* Жили-были дед да баба
* Нелюдимо наше море
* Вдруг из маминой из спальни
* Призрак бродит по Европе
* Муха-муха, цокотуха
* Без меня меня женили
* Над седой равниной моря (буревестник)
* Увезу тебя я в тундру
* Берег левый, берег правый
* Я леплю из пластилина
* Улыбнитесь, каскадёры
* Каждый пишет, как он слышит
* Пони мальчиков катает
* Комсомольцы-добровольцы
* Говорят мы бяки-буки
* У попа была собака
* Ах вы, сени мои, сени
* Паровоз в дыму по пояс
* В голове моей опилки
* Вот он змей в окне маячит
В годы моего студенчества, мы иногда веселились, составляя из разных стихов разных авторов (написанных на один размер) нечто новое и распевали это на какую-нибудь известную мелодию.
Скажем на мотив «Единый, могучий Советский Союз» пелось:
"Однажды в студеную зимнюю пору
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Гляжу - поднимается медленно в гору
вскормленный на воле орел молодой...»
Мы не понимали тогда, что это баловство невольно приближало нас к самому истоку секретов саунд-поэзии, когда мелодия и ритм сплавляют в нечто цельное даже чуждые друг другу строки, а уж гармоничные слова и вовсе способны поднять на высоту - недостижимую для «непоющегося текста».
Во влиянии ритма на текст, в его структурирующей мощи воздействия (под таким давлением из золы порой возникает кристалл алмаза) безусловно есть что-то изначально-божественное. Ведь Бог, создавший этот мир, в моем понимании - непременно и обязательно поэт. Посмотрите на чередование и повторение четырех времен года. Это ведь тот же самый четырехстопный хорей, но в самом высшем, божественном его воплощении.