Пастернаку.
Он создал неприступную сложность
И вознёс к бесконечности планку.
Увлекаемый промыслом Божьим,
Растревожил явлений изнанку.
Он как-будто играл на гитаре,
Упиваясь созвучьем мелодий.
И волшебные строки слетались
Как на пир поспешает голодный.
Он беспечно нарушил пределы
Сокровенных запретных границ.
И звезда изумлённо глядела
В раскалённость рождённых страниц.
Он вернулся в свой храм благолепный
К запрещённой прижизненной вере,
Чтобы яростным духом окрепнуть
И сказать в приоткрытые двери:
"Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
В слезах от счастья отстою."
И знать, что стоило родиться,
Взлетать, парить, идти ко дну.
Воды бессмертия напиться
И быть у вечности в плену.
Маяковскому.
Грозный на вид, крепкий.
Пыл революций вместив,
Время взнуздал он цепко:
"Время вперёд! Лети!"
Трудно бывает, Володя,
Пусто бывает и больно.
Нехотя время уходит,
Катится ком своевольно.
Стылыми пальцами темень
Тёплое сердце остудит.
Ты не уснёшь, время,
Выстрел разбудит.
Бунину.
"Родился и жил во вселенной",
Напишет поэт Иван Бунин.
Сияющей точкой нетленной,
Планетой Земля загарпунен.
Он мыслил вселенским масштабом,
Питался космической пылью.
И нам, безутешным и слабым
Подсвечивал мыслью всесильной.
Земли благодатнейшей дети,
Впились мы в неё без остатка.
Попав в хитроумные сети
Систем мирового порядка.
Мы стали трагично земными,
Нащупав зыбучее дно.
И сами себе изменили,
Увязнув в трясине земной.
***
Ты страдал, наш забытый старик,
Долетал до нас эхом рассеянным
Русский смех, русский стон, русский крик,
Что твоею душою посеяны.
Как там спится тебе
Во французской земле,
Незабвенный Иван Алексеевич?
Цветаевой.
Впитаю страсть стихов Марины,
Высокой Музы вечный пленник.
Чтоб сладко сердце воспарило
И воспылало вожделенно.
"Горечь, горечь, вечный привкус,"
Но пьянит и валит с ног
Возбуждающая примесь
Ароматов, смыслов, снов.
Только старой чёрствой коркой
Я свой голод утолю.
У куста рябины горькой
Тихо Богу помолюсь.
2017.