Рубинштейн Анна, я думаю о тебе в слякотной Москве. Ты заставляешь других жить, а не существовать, приближая не желающих жить к оргазмам египетских фараонов, которые нынче мумии.
Слава тому, кто изобрел подсолнечное масло.
Ничего страшного, просто приснился сон. Странный сон, не поспоришь. Это, знаешь ли старость. До нее еще далеко, как от Москвы до Гран-при Формулы-1 в Сочи, но она, вполне может быть случится.
Так бывает: идёшь ты, бывало, по незнакомой деревне, солнышко светит и ветерок приятный дуновения обозначает условные, трава кругом, собаки лают, запахи... Жизнь хороша. Навстречу бабушка, совсем незнакомая, чужая. Просто женщина. Пошла по воду, знаешь ли. Такая обычная бабушка. Ну дай тебе бог здоровья.
Идешь ты дальше. А навстречу другая бабушка. Ну только не по воду, в магазин она идёт. Обыкновенная такая хрестоматийная бабушка. Ну слава богу, иди дальше, и я пойду.
А потом изба сгоревшая. Там поворот слепой, ива растет не к месту - воды нету там, а за ивой прямо изба и стоит. Там двое богу душу отдали, когда она сгорела, хотя откуда мне знать... Пьяные были, только кому их судить... Весело жили, а как померли, то не ведомо. А за поворотом после тех угольков, где ива уж не заслоняет ничего - дорога вдаль идёт. Красивая, как у художников в галерее Московской.
Только не по художницки пятнышко в самом краю. Там где небо. А куда деваться то, ну иди себе и иди, другой дороги то нет. Да и труда большого не надо, чтоб идти по ней. Только смотреть не хочется в ту сторону, где пятнышко. А солнце как-то прячется вдруг, что-то ему не понравилось, и облака налетели, и плохо им становится, облакам: темнеют, мрачнеют и в кучки сбиваются от страху. А тебе не с кем в кучку то сбиться. Иди уж, чего там. И мысль как то куражиться начинает: то собака бежит заплутавшая, или подросток на велосипеде первый свой маршрут опасно осиливает... Нет, хер там, это тоже бабушка идёт. И уж ливень бьёт по щекам немилосердно, и ветер сбивает с пути праведного к дому, а бабушка идёт. Корзинка у неё полная, грибы-опята. Подосиновики. А тебе так не хочется навстречу именно этой бабушке оказаться, смотришь ты по сторонам - слева поле, справа поле, лесами усугубленное, куда идти то, коль дорога одна? И вот уж не пятнышко, а фигурка согбенная, всё как у живописцев. Идёт навстречу бабушка. Лица не разобрать, ибо дождь в глаза хлещет люто, но понимаешь ты, что вглядываешься специально: что мол за бабушка такая навстречу идёт в такую пакостную погоду?! И что-то тебе сильно не нравится - знакомая бабушка, и плащик вот этот цвету неопределённого ты уже видел когда-то, когда маленьким был, и платочек известный. И лицо знакомое. Твоя это бабушка. "Здравствуй, бабушка, чего это ты здесь?" - то ли говоришь, то ли думаешь. Смотришь виновато как-то, ждёшь чего то. А бабушка мимо идёт, не слышит тебя. И так проходит насквозь. А ты оборачиваешься и бежишь за нею, только догнать никак не можешь. Мокрый ты и жалкий, и не бабушка там уже, а точка чёрная, вдаль уходящая. И вот стоишь ты значит в поле мокрый и непонимающий, и вроде не глупый, показалось, привиделось, подумаешь - точка... Поворачиваешь обратно и идёшь дальше, через мокрое поле. И гром тут начинает громыхать с такою интонацией, что мол нехер тебе тут делать, смертный, а ты то что - ну что ты можешь поделать? Надо же дальше идти... А потом молния в трех метрах как даст... И тут у тебя в голове все молекулы вдруг замирают, и за мгновение до смерти ты думаешь: а куда я иду, собственно? Вот бабушка, она в деревню, домой... А...
А потом темнота, потом сумерки. Светает. И дисплей будильника люминисцентный смеется тебе в лицо нагло так. Проснулся, слава тебе, господи. Ну и сон. Ни к чему это. На работу надо, не нужно думать, куда бабушка щла, и почему ты шёл навстречу. Думать вообще не нужно. Страшно это.