Оберег
Фэнтези
Камешек этот достался Митяю от старой заезжей цыганки, когда он ещё был малосмышлённым шкетом, гонявшим по улице вместе с такими же оболтусами. Цыганка клевала носом у базарных ворот, изредка доставая замусоленную колоду и гадая озабоченным девицам на наличие чувств у их слишком уж нерешительных кавалеров, и успокаивая насчёт будущей полной любви и семейных забот жизни. Если, конечно, не омрачит эту идиллию некая роковая пиковая дама, так некстати вылезающая из колоды в самый неподходящий момент.
Была она больше всего похожа на бабу Ягу из старых сказочных фильмов в исполнении Милляра, скрюченная, сморщенная, с огромным кривым ятаганом вместо носа, с белёсыми невидящими глазами под седыми бровями и единственным жёлтым кривым зубом в шамкающем рте. Пацаны шумной стайкой выстраивались перед ней полукругом и выламывались, корча рожи и высунув языки, пока кто-то из взрослых не жалел старуху и не разгонял эту веселящуюся орду. Цыганка на их пируэты почти не обращала внимания, и только раз, в канун Пасхи, когда веселье зашло уж слишком далеко, и Митяй развернулся к ней задом, нагнулся и оголил не совсем приличное место, она вздохнула тяжело, укоризненно покачала головой и посмотрела на него так, что у него защемило сердце. Ему вдруг стало невыносимо жалко эту одинокую старуху, и он весь день думал, как же попросить у неё прощения.
А на следующее утро Митяй стащил у матери небольшой кулич, пару крашенных яичек и, пока не увидели не больно понимающие его чувства друзья, побежал к базару. Цыганка сидела на своём обычном месте и дремала. Он подошёл, положил на платочек, расстеленный перед ней, кулич и яички, виновато выдавил: – Вот, это вам, бабушка! Христос воскреси! – и хотел было убежать. Но цыганка остановила его.
– Погоди, сынок, – сказала она неожиданно густым, гортанным контральто, – подожди, не убегай! Ты хороший добрый мальчик. Конечно, твоя конопатая рожа была самой противной из всех, даже попа твоя и то лучше! Но у тебя доброе сердце! И я хочу, чтобы ты жил долго и счастливо. Мне недолго осталось тянуть на этом свете, никого у меня нет. А есть у меня один волшебный камешек, амулет, оберёг на все случаи жизни. Вот, возьми его!
Она сняла с шеи камушек на простой латунной цепочке и протянула мальчишке.
– Бери, бери! Не смотри, что он не очень красивый. Красивые камни никогда и никому счастья не приносили! А это камень очень даже не простой. Он будущее твоё тебе покажет. Если у тебя всё спокойно в жизни, он так и будет невзрачным и серым, как и эта спокойная жизнь. Если впереди у тебя что-то хорошее ожидается, он становится голубым. А если тебя ждёт какая беда, он начинает краснеть. А уж от чего это, и что тебе делать, это тебе самому решать! Решишь правильно, и будет у тебя хорошая и спокойная жизнь. А наворочаешь чего, значит, сам виноват!
Подтянула старуха мальчишку к себе, наклонила, надела камушек на шею и поцеловала в лоб: – Носи, сынок. И живи долго и счастливо! Да дурным людям камешек не передавай, много он зла может принести в дурных руках!
Высказала это всё старуха, да на следующий день и пропала, никогда больше Митяй её и не видел. А камушек у него остался. И уже через пару дней показал во всей красе волшебную свою сущность.
Полезли они с соседским Мишкой на чужое дерево яблоки воровать. Дерево во дворе росло у самого забора, на забор залезть было пара пустяков, а оттуда на дерево перебраться вообще ничего не стоило. И только стал Митяй яблоки за пазуху совать, как увидел, что камешек розовым стал, предупредил, значит, что не всё в порядке впереди. Тут бы им с Мишкой и ходу дать, да разве от чужих яблок оторвёшься? А через пару минут здоровенная овчарка под деревом запрыгала да разлаялась на всю улицу. Хозяин из дома вышел и мальчишек на дереве увидел. Мишка тут же сиганул с дерева на забор, оттуда на землю и был таков. А Митяй немного замешкался, пока до забора добрался, хозяин его уже внизу поджидал, перехватил за ухо, да и сдал родителям. Предварительно отобрав яблоки да надавав по заду. Отца дома не было, а мать выломала из плетня хворостину и отделала его уже по полной программе. Чтобы неповадно было по чужим садам лазить. Да и зачем? У них же во дворе свои яблони были! Только на свои-то мать его даже когда нужно было, загнать не могла!
Забрался от обиды Митяй в сарай, поревел немного, потом достал камешек и стал его рассматривать. Ничего, камушек, как камушек. Серовато-белый, каких полным полно валяется у дороги. Только если через него на солнце посмотреть, вроде как он лучи солнечные немного пропускает. И внутри него узор какой-то непонятный имеется, вроде бы иероглиф какой-то, знак кабалистический.
А тут мать его окликнула, обедать позвала. И камушек поголубел слегка, и вроде как узор без всякого солнца видимым стал. Отошла, значит, мать от негодования своего, можно к ней спокойно идти!
И стал Митяй с тех пор жить с оглядкой на камушек. Правда, не сказать, чтобы он так уж безоглядно все решения через оберёг принимал. Вот, скажем, когда он собирался урок идти отвечать, то смотрел прежде на оберёг. И никогда у него сбоя не было! А вот, скажем, когда появилась в классе новая ученица, амулет красивым голубым сиянием засветился. А уже через неделю, когда новая пассия привела его домой и со своей мамой познакомила, камушек горел рубиновой кремлёвской звездой. И даже вроде горячим стал. Однако Митяй намёк игнорировал и с подругой новой, всё-таки, отношений не разорвал. И ничего.
Долго ли, коротко, а закончил Митяй школу. Прямо скажем, неплохо закончил. Медаль, правда, не получил. Видно, для медали, кроме оберёга ещё и мозги особенные нужны. Потому как круглым отличником быть не так уж просто. Тут кроме мозгов в башке ещё и седалище железное требуется, чего у Митяя и в помине не было. Да и вообще, считал Митяй, что круглые только дураки бывают!
Но школу Митяй закончил, неплохо закончил и в ВУЗ поступил с первого захода. Тут даже оберёг особо не понадобился – школьные баллы были великолепные, да и без них проходной балл набирался!
И так уж получилось, что ещё на вступительных экзаменах сидел Митяй между двумя Наташами. По левую руку – стройной тоненькой блондиночкой с огромными голубыми глазищами под очаровательной чёлкой. А по правую – рыжекудрой пышечкой с изумительными веснушками на румяном личике. Помог он обеим разобраться со своими заданиями, и своё успел обработать. И поступили они все втроём. И стали неразлучной троицей. И на лекциях так и сидели рядышком, слева – Наташа тоненькая, справа – Наташа рыженькая. А посередине – Митяй. И в киношку с последней пары сбегали втроём. И в кафешку втроём. И на дискотеку.
И никак Митяй не мог выбрать, какая же ему больше нравится? И оберёг никак помогать не хотел. Посмотрит, бывало, Митяй налево – камушек ультрамарином морским голубеет. Посмотрит направо – сапфиром небесным сияет! Как тут выберешь?!
Два курса так продолжалось. А после второго поехали они в подшефное хозяйство. Коровник ремонтировать. Со стройотрядом, значит. Так втроём и поехали. Ну, не только они, конечно. Всей группой своей учебной поехали. Во главе с комсоргом Генкой, очкастым дылдой, и старостой, Венькой-пирожком.
Весело они жили в стройотряде. Днём работали, как черти. А вечерами собирались у костра, пекли картошку, пели песни под три гитары, да разбредались парами и пропадали до утра, сами не зная где. Только Митяй с Наташами втроём просиживали у костра допоздна и уходили последними. Спать уходили. Митяй – в комнату мальчишек. А Наташи – в комнату девчонок.
Ляжет Митяй на холодный топчан и ворочается до глубокой ночи в жёстком спальнике, никак заснуть не может. Достанет камушек, посмотрит. Вспомнит про Наташу-стройненькую – заголубеет оберёг. Вспомнит про Наташу-рыженькую – засинеет! Вздохнёт Митяй тяжело, примется овечек считать. Досчитает до десяти тысяч – тут и вставать пора.
А через пару недель, вечером у костра прижались к нему обе Наташи с двух сторон, поцеловали в обе щёки одновременно, да и сказали: – Ты, мол, Митька, прости! Мы сегодня у костра долго сидеть не будем. Погуляем мы пойдём. Без тебя!
И только последнюю песню допели, подхватила Наташа-стройненькая Генку-очкарика под руку и утащила в ночь. А Наташа-рыженькая потрепала Веньку-пирожка по сявой чёлке и исчезла вместе с ним.
Сидел Митяй один у костра, ковырял безнадёжно прутиком угольки, пускал в небо мириады искр да думал свою думу горькую. Оберёг, он ведь только добро и зло показывает. А выбирать-то всё равно самому надо! А два-то года ждать, пока он решится на что-то, какая же Наташа выдержит?
А под утро уже подсела к погасшему костру стервозина-Люська, ехидина подколодная, больше всех над их троицей неразлучной потешавшаяся, долго смотрела на Митяя, как на диковину из петровской кунсткамеры – с чего это, он, да вдруг один, а потом неожиданно подсела к нему ближе, развела его руки, прижалась к груди и поцеловала в губы. Долго и больно. Вспыхнул камешек киноварью ядовитой, обжёг Митяю грудь, да только за Люськой прижатой и не видно это было…
Ташкент, июнь-ноябрь 2012 г.