И обнял он свою виолончель,
как женщину средь пламени свечей,
одной струны коснулся не спеша,
всех сразу, чтобы вздрогнула душа,
слегка, сильней, еще, рывком - со зла,
виолончель не знала, что спала;
под гнетом пальцев долго таял лед,
кололся, огрызался, в силу вод
преображался,
и поток заклокотал,
обрушившись с овала на овал,
и заметались звуки - браво! бис!
гонимые смычком то вверх, то вниз,
но смолкли...
Музыкант за шею хвать,
не хочет жить, не хочет петь, не хочет знать!
вон оттолкнул отяжелевший стан,
как он от этой женщины устал.
А скрипки-девочки - взахлеб трунить над ней,
такие легкие, как перья лебедей,
такие тонкие и звонкие, хоть плачь,
а он во фраке черном, словно грач.
И снова женщина вцепляется в плечо, -
не уходи, побудь со мной, сыграй еще!
И муж, не мальчик, выдал же пассаж,
Рвал и метал, до нитки взмокнул аж,
струну порвал,
стал сам себе смешон,
поспешно поклонился и - ушел.