Осень, дикая осень, меня пугают твои слепые мальчики
с бельмами вместо окон и окнами вместо глазниц.
Их тонкие визги резки на выдохе, а на вдохе под ребра цепляет крючки,
Но в скрипе паркетном под влажным кармином легко не узнать вавилонских блудниц.
Там не видно не зги...
И слишком легки их шаги.
Осень, кроткая осень, меня восхищают твои ледяные ветра
с распахнутым сердцем навылет, откуда видны все сказки волшебной страны
Где жгли Герострата жрецы и в храме на мраморе скользком пластали его до утра,
Сочилось пурпуром живое, немое, по лестницам длинным тянулось и гасло с костра до войны.
Там коверкают мысли и строки...
И слишком глухи их пророки.
Осень, моя милосердная осень, мне дорого все чем ты дышишь на вздохе последнем!
Спиралью бессчетных веков в конвульсиях стали они истекали вином и багрянцем
Бесславных побед и святых поражений - под легким дыханием вечности летней,
Спешащей на свалку, к печам календарным Освенцима, к проклятым танцам,
Что длятся с зимы до весны...
И слишком наивно честны.
Посвящается Рене Римскому.