Трясусь в троллебусе с утра,
как пёс в мороз, как с перепуга, -
сбежавший ночью от пера,
как от предательского плуга,
который мелкой бороздой
коверкал сонную бумагу,
от димедрола сам не свой
и окунувший совесть в брагу...
По злобе, - то озноб, то жар,
то пакость, то благоволенье,
то гололёд, а то пожар, -
и всё в одном стихотвореньи...
Бардачный мозг размяк, как грудь
блатной бухгалтерши из ЖЭКа,
но я улавливаю суть -
на место по три человека.
И, открестившись от стиха,
бежал калекой из загона,
нещадно рифму отстегав,
как проститутку вне закона!
Я не свалился под щелчком, -
одел тяжёлую кирасу,
я штопал на бегу крючком
души всю в дырах теплотрассу...
Трясусь в троллейбусе пустом,
в дела - трудяги и бродяги...
Лишь шевелилась под кустом
гора исписанной бумаги, -
обрывки или же, рукой
поспешно скомканный комочек...
А дождь, скотина, как чумной,
смывал с него мой гиблый почерк
и хохотал, как слон в говне,
общупав куриц зоосада,
он чутко применил ко мне
всю пунктуацию де Сада...
Мне тыкали в лицо грехи:
Она - права! Он - прав! Вы - правы!...
Мои подкидыши-стихи,
мои цепные волкодавы!
ВЗ 12.11.12 КИЕВ