Сузился мир до больничной палаты.
Сёстры как ангелы в белых халатах.
Сутки дежурят, а трое летают.
Жизнь в это время тихонечко тает.
Врач как архангел подводит итоги
наших грехов на вечернем обходе.
Скупость его рецептурного слова -
противовес силе вечного зова.
Может отсрочка (всё в мире отсрочка)
эта грядущая долгая ночка?
Врач себе спирта в стакан набодяжит
и в ординаторской дрыхнуть заляжет.
Не допускаю в сознанье больное
мысли о том, что он спит с медсестрою.
Сёстры как ангелы. С ними сношение
недопустимо и в воображении.
*
Осень в душе, как и осень снаружи.
Сумрачный мир ко всему равнодушен.
Он равнодушен. Я тоже спокоен.
Чередование тумбочек, коек.
У интерьера спартанская скудность.
Капельниц мерность и дождиков нудность.
Садик больничный примерил из листьев
рыжую шубу. Наверное, лисью.
Ну а потом её в жанре стриптиза
сбросит под ноги, к самому низу.
Голому садику поздняя осень
белый врачебный халатик набросит.
Ближе к зиме (если жив ещё буду)
может подарит песцовую шубу.
Впрочем, без если. Песцовую, лисью…
Факт смены шуб от меня не зависит.
*
Окна больницы, как будто бойницы,
напоминают пустые глазницы.
Это ничто. Для меня стало шоком:
в корпусе морга вовсе нет окон.
Позже я понял: там некому ночью
окон пустых наблюдать многоточье.
Если же мне эта ночка – отсрочка,
то для кого-то прощальная точка.
*
Я продолжаю свои наблюдения.
Утро – извечный намёк на спасение.
Утренний ангел разносит микстуру,
меряет грешникам температуру.
Как аргументы лояльности мира -
запах овсянки и привкус кефира.
Только архангел на пятиминутке
сухо доложит потери за сутки.