Грустим с окном, пеняя серой слякоти,
Осенний день, бездомный, как Му-Му.
Дожди и снег, в слезах душевной мякоти,
Вино и хлеб закончились в дому.
Нет, всё не так, с безжалостностью ластика,
Стираю дождь, осенние ветра.
Пусть солнца круг сияет древней свастикой,
Итак, весна! Капель, гип-гип, урра!
Звенит эфир в разбуженной апрелести,
Хохочет небо, расцветает пень.
И на Руси опять ломают челюсти,
И брагу жрут, а хоть и в будний день.
Шмелиный гуд, струна басово-низкая,
Долой зимовье с запахом тюрьмы.
И расцветают девки соком брызгая
Из-под подолов пёстрой кутерьмы.
***
Снегириное утро озябших рябин,
Тишина, всё застыло в печальном миноре,
Сладко спит синагога, в ней старый раввин,
На песке просыпаются Камские зори.
Просыпается церковь в плену тополей,
Принимая в себя безнадёгу и сирость.
И стекает заутренний полиелей,
По холмам и распадкам в свинцовую сырость.
Первый луч, он тайком, словно пальцем струну,
Робко трогает землю, молчащую мудро.
И звучит с колоколен, неся новизну,
Тополиный рассвет, снегириное утро…