В хате под сенью раскидистых лип
Жил потихоньку крестьянин Филипп.
Выпала Филе мужицкая доля -
Пас он скотину, распахивал поле.
Дома с хозяйством сидела жена.
Жаль, что детей не родила она.
Бедный Филипп огорчался немало,
Целый бочонок добротного сала
Филя соседке ведунье несет.
Та пошептала на воду, и вот
Осенью в темнодождливую ночку
Филя увидел желанную дочку.
Прыгал вприсядку от счастья Филипп,
Пел громогласно и скоро осип.
Женушку родную Филя милует,
Доченьку ласково Филя целует.
Чуден восторг молодого отца,
Кажется, счастью не будет конца.
Время катилось без долгих страданий,
Дружно и весело жили крестьяне.
Как-то в осеннюю влажную ночь
В доме вторая рождается дочь.
Фили восторги, пожалуй, слабее,
Филя пирует потише, скромнее,
Все же благой у крестьянина вид,
В доме лихое веселье царит.
Филя своих дочерей обожает,
Филя вторую кроватку верстает.
Сам покачать норовит колыбель,
Сам деловито взбивает постель.
Год миновал и событье случилось,
Третья дочурка на свет появилась.
Лучше б родился в семье мальчуган.
Водки Филипп выпивает стакан,
Нету у Фили былого задора,
Нет и в помине счастливого взора.
Видно, крестьянин попал в переплет,
Сына рождение страстно он ждет.
Только напрасны его ожиданья,
Тщетны и бабки ведуньи шептанья.
Вот появилась четвертая дочь,
Стало бедняге Филиппу не в мочь.
Филя головушку буйну повесил,
Реже и реже бывает он весел.
Осень за осенью чинно идет,
Каждая осень несчастье несет.
Пятая дочка, шестая, седьмая...
Мечется Филя, покоя не зная.
И наконец в новолунную ночь
Филя увидел девятую дочь.
Бедный отец усмехается криво,
Ведали ль вы про подобное диво?
Девять подряд родилось дочерей,
Слезы у Фили текут из очей.
Дочку завертывал Филя в простынку.
Клал с трепетанием ношу в корзинку.
К речке стопы обращает Филипп,
Шествуя мимо раскидистых лип.
Липы как-будто немного грустили,
Пышные кроны свои преклонили.
Филя спускается к речке, и вот
Видит, навстречу старушка идет.
“Что спозаранку таскаешь корзинку,
Думаю бросить ее на стремнинку, -
Филя старушке спешит объяснить, -
Доченьку надо бы мне утопить.
Видишь, совсем голова поседела,
Ведала ль ты про подобное дело?
Что за несчастье с женою моей,
Девять подряд родилось дочерей”.
Тут из корзинки малютка вскричала,
Бабка седой головой покачала:
“Отдал бы лучше ты девочку мне,
Разве ей место на илистом дне”.
Бабушку звали колдунья Щхофинья,
Филя с тоской поглядел в небо сине.
Думает: “То ли в реке утопить,
То ли малютку колдунье вручить?”
Вот незадача, скажите по чести,
Как поступить на Филипповом месте?
Дело обдумав с различных сторон,
Отдал корзину кудеснице он.
Бабка Щхофинья была одинока,
Телом красива, стройна, черноока.
Девочку Феклой она назвала.
Фекла росла круглощека, мила.
Если малютка когда захворает,
Бабка ее без труда исцеляет.
Сызмальства Фекла привыкла к труду,
С щеткой и веником Фекла в ладу.
Вышивке сложной она научилась.
Время, однако, катилось, катилось.
Фекла, окрепнув девичьим умом,
Видит, наполнен причудами дом.
Ухает Филин из клетки певуче,
Рыжая псина, как кошка, мяучет.
Кот иногда соловьем голосит,
Змеями столик в передней обвит.
Уйма вопросов и - чудное дело -
Бабка Щхофинья совсем не старела.
Так же как прежде добротна, стройна,
И никогда не болеет она.
Как-то в осенний денек золотистый
Выдался воздух на диво лучистый.
Бабка Щхофинья шагала во двор,
Дверь закрывала на крепкий запор.
Фекла сидит у стола, вышивает,
Песню негромко себе напевает,
Тянет иголкой послушную нить.
Ставни Щхофинья велела закрыть,
Чтобы ни щели во двор не осталось,
Даже на самую самую малость.
Кот между тем засвистал соловьем,
Старый сундук заходил ходуном.
Фекла в догадках минуты проводит,
Что ж это там во дворе происходит?
Тихо она приоткрыла окно.
Ведая, что поступает грешно.
Было немалым ее удивленье,
Дивное Фекле открылось виденье.
Фекла окно закрывает скорей,
В угол на лавку садится живей.
Филин из клетки зловеще заухал,
То во дворе услыхала старуха.
Бабка Щхофинья открыла засов,
Вид у нее беспощадно суров.
Гневаясь, бабка Щхофинья сказала:
“Дочка, сознайся, окно отворяла?”
В пятки у Феклы умчалась душа.
“Нет”. - отвечает она, чуть дыша.
Бабка свое: “Увещаю, сознайся,
Коли грешна, непременно покайся,
Жду от тебя нелукавый ответ”
Фекла ж упрямо талдычила “нет”.
“Кару тогда назначаю жестоку -
Брошу раздетую прямо в осоку,
В кровь исцарапаешь тело свое,
Знай, у Щхофиньи на кривду чутье”.
Бабка Щхофинья серчает и в гневе
Бьет оплеуху пристыженной деве.
Фекла надулась и молчнем молчит,
Очень у Феклы обиженный вид,
А по щекам покатилися слезы.
Бабка ж, напрасно не тратя угрозы,
Феклу раздела и к месту ведет,
Где каменистый поблизости брод.
Светел песок. Бережок невысокий.
Вот и жестокие стебли осоки.
Бросила девушку бабка в траву.
“На, погляди на небес синеву,
Может, раскаешься, наглая лгунья”, -
Веско сказала Щхофинья колдунья.
Фекла недвижно в осоке лежит,
Слов оправдания не говорит.
Кровь из глубоких порезов сочилась,
Бабка спокойно домой возвратилась.
Фекла до ночи лежала одна,
Полная вышла на небо луна,
Все облекла серебристой попоной,
А из осоки доносятся стоны.
Мимо купеческий сын проезжал,
Стоны негромкие он услыхал.
Федор с кобылки на землю слезает
И осторожно в осоку шагает.
Дева лежит перед ним на земле,
Темная кровь запеклась на челе.
Федор привез незнакомку в усадьбу,
Скоро сыграли задорную свадьбу.
Год миновал без великих кручин,
Первый родился у Федора сын.
Мальчик пригожий, здоровенький, ладный,
Всем поглядеть на такого отрадно.
Федор гордится своим малышом,
Полон весельем купеческий дом.
Как-то под утро несчастье случилось,
В горницу к Фекле Щхофинья явилась.
Снова вопрос: “Отворяла ль окно,
Или само отворилось оно?”
Фекла опять на своем настояла,
Грех любопытства вовсю отрицала.
Бабка в ответ: “Коли будешь скрывать,
Сильно придется тебя наказать.
Лгунья получит жестокий гостинец.
Я у младенца отрежу мизинец,
Губы тебе перемажу в крови,
Будут ли рады родные твои!
Станешь ты с этого утра немою,
Мальчика ж я забираю с собою,
Так отвечай, открывала окно?”
Фекла стоит на своем все равно.
В горницу Федор заходит, зевая,
Фекла сидит на кровати, немая.
Вдруг у него потемнело в глазах -
Видит он кровь у жены на устах.
Как это Фекла такое посмела,
Заживо сына родимого съела.
Федор сперва ничего не сказал,
Только уныло главой покачал.
Год миновал и - скажите на милость -
То же злодейство опять повторилось.
Федор теперь пристрастился к вину,
Трудно простить злодеянку жену.
Фекла за год не промолвила слова,
Все через год повторяется снова.
Губы в крови и сорочка в крови,
Эта жена не достойна любви.
Фекла и третьего мальчика съела,
Ведали ль вы про подобное дело.
Федор горюет и вот, удручен,
Феклу казнить собирается он.
Федор и родичи долго рядили
И приговор наконец обсудили:
“Мало злодейку по-свойски казнить,
Заживо надо ее схоронить”.
Скоро глубокая яма готова,
Фекла молчит, ни единого слова.
Феклу кладут, беззащитную, в гроб,
Фекла лишь хмурит растерянно лоб.
Люди степенно подходят к могиле,
Гроб заколоченный в яму спустили.
Видят - небес открывается свод,
Мальчиков с неба старушка ведет.
Кудри у мальчиков сплошь золотые,
Губы румяные, очи большие.
Третий младенец у ней на руках
Федор и родичи вскрикнули “Ах”.
Бабка Щхофинья на землю шагает,
Оцепеневших людей вопрошает.
“Что происходит, драгие мои?”
И отвечали смущенно они:
“Девку сегодня хороним живую -
Подлую, мерзкую, гадкую, злую.
Можно ль такое представить - троих
Съела детей несмышленых своих.
Как у нее принимает утроба!”
Бабка Щхофинья велела от гроба
Крышку отбить и без лишних угроз
Фекле такой задавала вопрос:
“Ты пострадала, пожалуй, немало.
Ну-ка сознайся, окно отворяла?”
Фекла смущенно ответила “Да”,
Бледными двинув губами едва. -
“Что же ты там усмотрела такое?” -
“Видела в небе кольцо огневое,
Правильней, два яйцевидных кольца
Плыли, как два золотистых яйца.
А между ними ветвистое древо.
Возле ствола - в фиолетовом дева.
Я поскорей затворила окно,
Ведаю, что поступила грешно”.
Бабка Щхофинья тогда возгласила:
“Ты любопытство сполна искупила.
В мире воспитывай ныне детей,
Мужа люби, да живи веселей”.
Это сказавши, колдунья Щхофинья
Свечкой крутой унеслась в небо сине.
Все возвратились, довольные, в дом,
Долго и счастливо жили потом.