до конца забот далеко, и его вообще не предвидится, жизнь заканчивается, не имея конца, вот в чем печаль, я хотел говорить о печалях, и вроде бы что-то такое уже сказал, о чем-то, связанном с зачатием и сопутствующими осложнениями, зачатие само по себе осложнение, предупредить не так уж сложно, но любые меры деформируют грезу, лишают ее очарования, заключающегося в спонтанности, безыскусности, наивности, простодушии, не помню, так ли я говорил или выражался иначе, но сейчас это не важно, потому что на очереди очередное признание, нет, объективная констатация, исправление предыдущего, самая большая и первая печаль заключается в том, что жизнь заканчивается, не имея конца, самая ранняя печаль, из тех, которые вспоминаются, констатируются, а потом уже остальные, и одна из них, остальных, – безголосость, врожденная или приобретенная, первый вариант вроде бы предпочтительнее, потому что снимает вопрос вины, «снять вопрос» – удобное выражение, и, думаю, это позволительно – использовать иногда удобства канцелярского языка, раз уж все голоса – чужие, можно пользоваться любым, но, само собой, в меру, не нарушая, сохраняя единство, гармонию, пусть и осложненную диссонансами, может быть, это единственная из оставшихся мне забот – поддерживать гармонию, бормотать, шептать, шевелить губами, говорить молча, про себя, скрытно, не показывая виду, притворяясь лишенным языка.
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
«Ах, если бы я смог отыскать свой собственный голос, во всем этом бормотании, конец бы и их заботам, и моим». – С. Беккет. «Безымянный».